Волшебник - Виталий Росянков (2024)

— Я тут прочитал, что ты много, чего знаешь и умеешь. Это так?

— Да.

Оксана понуро опустила глаза в пол.

— Знаешь, у меня давно не было женщины, — признался Галактион. — Ты можешь помочь мне в этом вопросе?

— Если вы хотите?

— Очень хочу.

Галактион притянул Оксану к себе и залез к ней под платье. Трусиков на ней не было.

— Какая ты у меня сладенькая, — сказал Галактион.

И тут словно какая-то чужая ладонь потрепала его по плечу. В кабинете никого не должно было быть лишнего третьего. Что это могло быть? Его кто-то трепал всё сильнее.

Галактион очнулся в палате больницы. В палате было четыре койки. Две были свободны. На одной у окна лежал пожилой мужчина под капельницей. У Галактиона была койка у двери. Его растолкала медсестра — мерзавка, вернувшая его в реальность из сладкого сна.

— Больной вам надо капельницу ставить.

— Твою мать. Такой сон. Надо же было так обломать меня, — выругался больной.

— Ещё выспитесь, — сказала медсестра, ставя капельницу больному.

— Некогда мне тут разлёживаться. Надо выписываться.

Потом к нему пришла жена — это была светловолосая, чуть полноватая женщина. У неё было симпатичное лицо с тонкими чертами. Когда она говорила что-то Галактиону, он не глядел на неё, повернувшись к окну. Она говорила про какие-то бытовые вещи, про их дочь. Галактиону это всё было абсолютно не интересно.

На другой день он настоял, чтобы его выписали. У него было тяжелое состояние, когда его госпитализировали: высокая температура, жара, озноб. Это всё случилось с ним, после того как Перевалова выпустили на волю из изолятора. Точный диагноз ему не могли поставить. Доверчивый думал, что это психосоматика. Выписавшись утром, он поехал в родное управление. Ехал на трамвае. В голове мелькнула мысль-вопрос, почему его никто не навестил из родного ведомства? Это же надо быть такими свиньями и подонками: не интересоваться здоровьем коллеги. Вот он приедет и устроит им… Впрочем, кому он мог что-то устроить? Только Скамейкину, да ещё парочке следаков-новичков…

Он шёл к своему кабинету и увидел, как по коридору полицейские вели Фурсова. На его руках были наручники. Доверчивый вошёл в кабинет. Скамейкин сидел за его столом. Вот свинство. Он разговаривал с полицейским в гражданской одежде — брюнетом с усами и бородкой испанкой. Скамейкин, как будто не заметил, как вошёл Галактион.

— Что тут происходит? — строго спросил Доверчивый.

— Работаем мы, — сказал спокойно Скамейкин.

— Скамейкин ты обалдел: ты сидишь за моим столом. У тебя своего что ли нет?

— Есть, но мне этот больше нравится.

— Ты как разговариваешь со своим начальником?

— Вы больше не начальник. Вы уволены.

— Не понял юмора.

— Зайди к Карамзину, он тебе всё объяснит.

— Это на каком основании?

— Начальство узнало о ваших мутках с журналистами.

— Это ты всё им сказал.

— Да, что в этом такого?

— Я столько для тебя сделал.

— Ничего толком полезного вы для меня не сделали, только обещали всякое, да учили всяким низким методам продвижения по службе. Я теперь, между прочим, повышение получил в звании, так как раскрыл преступление: нашёл убийцу Переваловой. Сделал вашу работу. Это Фурсов её убил. Я разработал целую операцию: нашёл того полярника. Мы в прессу выложили координаты, где тот якобы находился, и сообщили, что он знает настоящего убийцу, видел его. Фурсов так открылся — он появился в том месте, где будто был полярник. Вот так, мне даже теперь медаль дадут ещё. Карамзин был очень злой за, что что вы упёрлись в этого Перевалова, держали его в изоляторе, где его избили. Карамзин же болеет за "Динамо". Вы сами меня учили, что, для того чтобы продвигаться по службе, надо знать все интересы и увлечения начальника и почитать их выше собственных. А тут вы сами нарушили своё же правило.

— Скамейкин, это какой-то бред. Этого не может быть!