Язычники - Шеридан Энн

— Нас не учили такому, — объясняет он. — Если кто-то облажался, у него отнимают жизнь. Это одна из причин, по которой Леви был так разбит. Он не готов умирать и думает, что смерть приближается к нему. Роман, однако, годами жил взаймы. Он уже смирился со своей судьбой.

— Я не собираюсь их убивать! — Я поспешно отступаю, мысль о том, что Роман уже приготовился к смерти, не дает мне покоя.

— Я понимаю это, — говорит Маркус. — Но тебе нужно понять, что творится у них в головах. Они чертовски опустошены из-за этого.

Я опускаю взгляд и слезаю с его колен, устраиваясь рядом с ним и отказываясь встречаться взглядом с его обсидиановыми глазами.

— Это их вина, — бормочу я. — Я надеюсь, что они будут страдать из-за этого. Они решили не доверять мне, и я не должна нести вину за это. Если они боятся, что я попытаюсь убить их посреди ночи, то это их вина. После всего, через что мы прошли, они уже должны были узнать меня лучше, и тебя это тоже касается.

— Хорошо, — говорит он, его большая рука опускается на мое бедро. — Я понял. Ты хочешь, чтобы они страдали молча, но что это дает мне?

Поднимая глаза, я встречаю его тяжелый взгляд, неуверенная в том, что он мог иметь в виду. Хотя, когда дело доходит до братьев ДеАнджелис, я редко понимаю, что, черт возьми, происходит.

— Что ты имеешь в виду?

— Мои братья, — поясняет он. — У тебя есть свой способ разобраться с ними, но меня это ужасно не устраивает.

Поднимаюсь на колени, и широкая улыбка расплывается на моем лице. — Маркус ДеАнджелис, ты же не станешь просить у меня разрешения поиздеваться над собственными братьями, не так ли?

Он смеется и обхватывает меня за талию, прежде чем сильно прижать к своей груди, вспоминая, кто он, черт возьми, такой.

— Полагаю, что нет.

И вот так его губы опускаются на мои, и я забираюсь обратно к нему на колени, более чем готовая повторить все еще раз.

9

У меня болит живот, когда Маркус крепко спит, более чем довольный, тем, что я в его объятиях. С другой стороны, я почти не спала несколько дней, даже когда Маркус был в безопасности рядом со мной. Хотя, кто мог бы винить меня? Этот замок не совсем то место, которое кричит о безопасном убежище, и в последний раз, когда я засыпала с Маркусом, все было не так уж хорошо. Этот замок — мой ад. Меня пытали и держали здесь в плену те самые люди, которые спят прямо по коридору. Я была бы сумасшедшей, если бы верила, что здесь я в безопасности.

Маркус перекатывается, его рука оказывается прямо на моем животе, и я резко, с болью втягиваю воздух, когда беззвучные слезы заливают мои голубые глаза.

— Святая матерь сладкого младенца Иисуса, — шиплю я сквозь стиснутую челюсть, хватая его тяжелую руку и пытаясь оттолкнуть ее от себя. — Отвали от меня, ты, большая куча дымящегося болотного дерьма.

Маркус стонет и кряхтит во сне, вероятно, разозленный тем, что у меня хватило наглости потревожить его сон.

— Ммммм, что случилось? — бормочет он, крепче обнимая меня и притягивая ближе, что в идеальном мире мне бы понравилось.

— МОИ ШВЫ, ПРИДУРОК. УБЕРИ ОТ МЕНЯ РУКИ!

— О, ЧЕРТ! — Маркус отшатывается назад, его глаза распахиваются, когда он падает обратно на кровать. Он хватает толстое одеяло и стягивает его вниз, чтобы осмотреть мой живот, осторожно проводя по нему пальцами в темноте, чтобы убедиться, что каждый стежок все еще на месте. — Я причинил тебе боль?

— Нет, — говорю я ему, хотя мы оба знаем, что я лгу. Я пододвигаюсь к краю кровати и оглядываюсь на него, когда его лицо вытягивается. — Мне просто нужно отойти. У меня уже давно спазмы.

Он закатывает глаза и собирается встать.

— Пойдем, я покажу тебе, где самое вкусное, — говорит он, читая мои мысли, чертовски хорошо зная, что я собиралась пойти и обыскать каждый шкафчик внизу, пока не найду обезболивающие, которые наверняка помогут мне потерять сознание.