Правильный ход - Лиз Томфорд

Я бы назвал это забастовкой, и не только потому, что в противном случае я рискую не потрахаться сегодня вечером, но и потому, что это была чертовски хорошая подача.

— Бал, — объявляет он.

— Чушь собачья!

— Поехали! — я кричу, поднимая руки над головой в знак торжества, когда встаю, продолжая насмешливо ухмыляться Миллер, которая стоит, не веря своим глазам.

Монти поддразнивающе смеется, и вы можете видеть, насколько он привил своей дочери дух соперничества и трудовую этику.

— Эти последние два звонка были ужасными, папа.

Исайя держит руку Макс в своей. — Миллер! У тебя чертовски сильная рука, Горячая няня.

Бросаясь к ней, я перекидываю ее тело через плечо, как мешок с песком. Я устремляюсь к первой базе, пробегая базы так, словно только что выиграл турнир большого шлема, одна рука прижата к задней поверхности ее бедра, другая поднята в кулак.

— Поставь меня на место, Роудс. Ты ни разу за всю свою карьеру не руководил базами. Перестань вести себя так, будто ты знаешь, что делаешь.

Я не могу удержаться от смеха. Соревновательный Миллер — дерзкая штучка.

— Прогуляемся? — язвлю я. — Немного неловко, Миллс.

— Я тебя ненавижу. У тебя был допинг в кармане!

Посмеиваясь, я продолжаю свой путь к домашней площадке. — Боже, я так люблю побеждать.

— Отпусти меня! — Миллер шлепает меня по заднице. — Господи. Я и забыла, какая у тебя твердая задница.

— Как, черт возьми, ты могла забыть? У меня все еще остались следы твоих ногтей со вчерашнего вечера.

Это, наконец, вызывает у нее искренний смех.

— Отвратительно.

Исайя закрывает оба уха Макса, поворачивая его спиной к остальным членам семьи и друзьям команды. — Да ладно, Макси. Миллер и твой отец раздражающе счастливы. Нам, одиноким мужчинам, не нужно об этом слышать.

Поскольку слишком много людей все еще играют за "хоум плейт", я несу ее на питчерскую площадку, чтобы побыть наедине. На ее лице снова эта чересчур широкая улыбка, гораздо больше от моей Миллер.

Когда она вернется к работе по шесть-семь дней в неделю, по двенадцать часов за смену, я хочу чтобы она помнила об этом. Каково это — быть окруженной людьми, которые любят тебя, которых она любит в ответ. Что жизнь — это намного больше, чем деньги, которые ты зарабатываешь, или статус твоей работы. Речь идет о погоне за своей радостью.

Но затем улыбка Миллер исчезает, когда она падает мне на грудь.

— Я ненавидела все, что касалось вчерашней фотосессии, — наконец признается она. — Я ненавидела снова надевать китель и слышать, как меня называют шеф-поваром. Я должна быть взволнована. Моя карьера на взлете, и я думала, что это будет похоже на мечту. Мою мечту.

Я никогда не знаю, что я должен сказать, когда она так говорит. Я согласен? Не согласен? Я просто хочу, чтобы она была счастлива, и вплоть до той ночи я думал, что ее работа приносит ей радость.

— Если это не было счастье, тогда на что это было похоже?

Она смотрит на меня снизу вверх, ее подбородок упирается мне в грудь. — Кошмар.

Я убираю волосы с ее лица, молча прося продолжать.

— Я была в плохом настроении со вчерашнего дня, потому что не ожидала, что буду чувствовать себя именно так, и это меня злит. Я злюсь, что то, ради чего я так усердно работала, ни в малейшей степени не приносит удовлетворения. Я злюсь, что время работает против нас, и завтра я должна уехать.

Она закрывает лицо руками, качая головой. — Я должна быть взволнована тем, что меня ждет, но я не чувствую этого. И независимо от моих чувств, я должна уехать… Слишком много людей рассчитывают на то, что я вернусь к работе, и как ты видишь, я чертовски расстроена.

Убирая ее руки от лица, я провожу ладонями вверх по ее рукам. — Миллер…

Она опускает глаза в землю.