Птица с перебитыми крыльями - Левон Адян (2020)

— Ай киши[10], трудовому люду не всё одно, — продолжил он, — армянин ты, русский или грузин? Мне что, не всё равно, кого везти в аэропорт или оттуда в город. Ежели платят, то и Аллаха шукюр[11], благодарствую. Вон азербайджанцы приехали из Армении, город ими кишит. Я вам вот что скажу. Отсюда, из Баку, кто уезжает? Уезжают из благоустроенных своих домов известные врачи, вузовские преподаватели, деятели науки и искусства, учителя, музыканты, люди с именем, мастеровые с золотыми руками. Ну а сюда из Армении кто приезжает? Рыночные торговцы, спекулянты да тёмные крестьяне из дальних деревень, только и знающие, что держать овец и коров. Они поди за всю жизнь и бани-то не видали. Хотите соглашайтесь со мной, хотите не соглашайтесь, они для нас чужаки. В длинных своих папахах, небритые, насквозь провонявшие скотом… А с другой-то стороны, здешних армян в Ереване не больно привечают, «перевёртышами» зовут — шуртвац… В магазине им иной раз и хлеба не продадут, требуют — по-армянски говори. Коль языка не знаешь — оставайся голодный, так выходит. Оттого те уезжают в Россию, в Америку. Не по-людски это.

— Не по-людски, — согласился Зармик. — Говорят, идёт Горбачёв по Карабахскому вопросу к Сталину — дескать, помоги ради Бога. Сталин, недолго думая, предлагает объединить Азербайджан с Арменией, а столицей сделать Магадан.

Водитель рассмеялся.

— Ада, валлах, хорошо сказал. Очень даже хорошо, с нами так и надо. В далёкие-то времена случались деньки наподобие нынешних. Встречаются в лесу двое с маузерами за поясом и крестьянин. «Большевик или меньшевик?» — спрашивают. Крестьянин думает: скажу меньшевик, а вдруг те большевики, пристрелят, скажу большевик, а вдруг те меньшевики, тоже прихлопнут. Он и говорит: «Не большевик и не меньшевик, я щенок той собаки, что у вашей двери привязана». Те двое захохотали, пришпорили лошадей и ускакали. Нынче такие же смутные времена.

Возле посёлка Раманы машина свернула влево и, с лёгким урчанием одолевая подъём, помчалась к городу.

— Когда Брежнев последний раз в Баку приезжал, что на этой дороге творилось, что творилось! — припомнил водитель. — У холуйства тоже границы должны быть. Алиев Брежневу, будто тот не хозяин огромной страны, а жена или там любовница, на палец перстень надел. А весь мир смотрит и диву даётся. И ведь не простой перстень, а чистой воды бриллиант ценой, говорили, двести двадцать шесть тысяч рублей. Рассказывают, заказали перстень, а про деньги за него — молчок. Директор ювелирной фабрики, говорят, обивал двери ЦК, а потом обнаружили его у себя в кабинете, повесился. А может повесили, кто знает. Нет, что ни говорите, у всего на свете границы должны быть. Алиев пообещал, мол, встречать Брежнева выйдет миллион народу. Чего ради? Кому нужны все эти переходящие знамёна, что ему вручали, липовые ордена да звания, когда народу жрать было нечего, в магазинах пусто, хоть шаром покати! Я сам подсчитал по газете, за время пленума Алиев имя Брежнева сто семьдесят раз произнёс: и тебе самый выдающийся деятель двадцатого века, и тебе «новый Ильич», это вроде как Ахундов, тот Хрущёва «новым Лениным» называл. Не иначе потому, что оба были лысые, — засмеялся водитель. — Валлах, весь вечер и всю ночь из города и районов, что поближе, свозили народ автобусами, грузовиками, нашими такси. Вы представляете, что такое миллион человек от аэропорта до города и по обе стороны дороги? И как назло с утра такой ливень обрушился, настоящий потоп. А на всей дороге — сами видите — совсем укрыться негде, ни дерева нет, ни куста. Брежнев сильно опоздал и в десять утра со своей свитой — вшшш, промчался. Да на эту массу народу всем наплевать. Ни капли воды, чтобы попить, ни туалетов. И тащись двадцать пять километров пешком до дому. Поглядишь и не знаешь, то ли смеяться, то ли плакать…

Глава тридцать третья