Птица с перебитыми крыльями - Левон Адян (2020)

Не прошло и четверти часа, как Армен позвонил в дверь. Улыбчивый, плечистый, он производил приятное впечатление.

— Вы впервые в Баку? — спросил я, чтобы хоть что-то сказать. Предложил ему присесть и принялся готовить кофе.

— Впервые, — кивнул Армен. Сесть он не сел, предпочёл пройтись по моему жилью и внимательно его осмотреть. — Я здесь меньше недели, остановился у родственника в Баилове. В огромном городе живёшь, Лео-джан, замечательном, беспокойном, жизнь здесь ослепительная. Жить в большом городе — счастье. А море! Одно море чего стоит! Я прямо-таки влюбился в Баку, честное слово, полюбил его всем сердцем, и если дела мои пойдут на лад, я его сто лет буду помнить. Правильно сказал Маяковский, есть в нём что-то такое, что тянет людей, притягивает. — Армен присел на краешек дивана, тут же поднялся и снова зашагал. — Слышал анекдот? — он остановился. — Армянский народ — хороший народ, говорит езид. Построили Тифлис — отдали грузинам, построили Баку — отдали азербайджанцам, достроят Ереван — нам отдадут, а сами уедут в Америку. Здорово, да? — он засмеялся, потом какое-то время молча расхаживал по комнате и неожиданно добавил. — Я говорил с твоим главным редактором, вроде бы неплохой он парень, этот Владимир Абрамян, а, Лео? Он меня понял, но попросил переговорить с тобой. Ну, вот я и пришёл. Дело, Лео-джан, касается убийства.

Я в изумлении уставился на него: «Что-что?»

— На почве ревности, — спокойно пояснил Армен. — Словом, чего мне скрывать, секретарь райкома нашего Вардениса положил глаз на мою жену. Она у него работала… Мне передали. Ну, а я решил покончить с ним. Такая вот проблема. Милиция, прокуратура, понятное дело, для секретаря райкома все они свои люди. Короче говоря, отец и мать бросились в ноги, просили, умоляли, чтоб я не делал этого, послали сюда, к родственникам, от греха подальше.

— А жена?

— Жена… — Армен нахмурившись, покачал головой. — Что тебе сказать? Красивая она, чертовка, очень красивая.

Он глубоко вздохнул и снова покачал головой.

— Ах, Шогик, Шогик… Её я отвёз в Масис, ну, ты знаешь, близ Еревана, к родителям. Такие вот дела, брат… Я задержусь здесь месяцев на семь-восемь, за это время хотелось бы выпустить книгу, небольшой сборник стихов, рассчитываю в этом, Лео, на тебя. Понимаешь, мне нужна моральная поддержка. Хочу вернуться в Ереван с книжкой в руках. Верней, в Масис. А ещё организовал бы ты передачу по радио, это, думаю, нетрудно.

— Если стихи хорошие — без проблем.

— Прочесть?

— Прочти.

— Стихи посвящены Карабаху. Патриотические, так сказать, стихи, — сказал Армен и принялся с воодушевлением декламировать:

Чем край, в котором он растёт

нагорней, непокорней,

Чем дальше от своей родни,

тем он сильней, упорней,

Тем гуще ветви у него,

тем глубже, крепче корни,

Тем соком жизни он полней,

армянский тополь наш.

Армен взглянул на меня, потом продолжил с тем же воодушевлением:

Чем горше дни его, ведь он

один на горной круче,

Чем больше бьют его дожди,

и молнии, и тучи,

Тем тянется упрямей ввысь,

красивый и могучий,

Тем выше он и зеленей,

армянский тополь наш.

Ввысь тянется из-под скалы,

стремится к небу рьяно,

Чтоб видным быть, чтоб слух о нём

дошёл до Еревана,

Мол, погляди, я был и есть

и буду постоянно,

Чтоб ни случилось, верь и знай,

армянский тополь ваш.

Он вновь взглянул на меня. Таинственно улыбнулся.