Птица с перебитыми крыльями - Левон Адян (2020)

— Что понаделали, — расплакалась мама. — Что мы тридцать лет наживали, за тридцать минут изничтожили, по ветру пустили. Книги сожгли, тетради сожгли. — Мама нагнулась и со слезами подняла с пола листок бумаги. — Гляди, отцовская рука, его почерк. Он же несколько тетрадей исписал, всё загубили, нету. Я взял у мамы листок. Это было стихотворение. При виде отцовской рукописи я снова прослезился. И затуманенными глазами прочёл отцовские стихи:

Эй, Кыгхнахач,

мой рай земной,

мой Кыгхнахач,

Мой дивный сон,

мой детский смех,

мой сладкий плач!

Трава шуршит,

ручей бежит,

пчела жужжит.

В земном раю,

в родном краю

так чудно жить.

Далёкий смех,

звон бубенцов,

собачий лай

Зовут меня:

вернись, наш сын,

в родимый край…

Я долго стоял и молча глотал слёзы. Меня душила судорога жестокой утраты и отчаяния. Листок со стихами положил в карман; это всё, что осталось мне в память об отце. Я с горечью вспомнил фразу Армена про выпущенных из тюрем уголовников и его странный тост в ресторане: «Пусть люди не останутся без крыши над головой, и пусть не дано будет услышать плач и причитания по безвременным утратам».

— Пошли, — я обнял маму за плечи. В дверях мы последний раз оглянулись на свой разрушенный очаг. Мама горестно покачала головой и, не в силах себя сдержать, опять расплакалась.

— Сиявуш, — сказал я, — спроси Айдина, нельзя ли заехать на кладбище.

— Конечно же, заедем, — отозвался Сиявуш. — О чём вообще речь?

— Муж умер, стало быть, умерла моя половинка, — повторила мама сквозь плач. — Навестим его, очень может быть, что больше не получится.

Милиционеры доехали на своей машине до кладбища. Я упал на свежую могилу отца и горько заплакал. Мама, всхлипывая, говорила, что теперь её жизнь потеряла смысл, упрекала отца, почему он её не послушал и вышел из дому, если бы, говорила, послушался, может, и ему б удалось спастись.