Сезанн. Жизнь - Данчев Алекс

Одни его стихи были лучше, другие хуже. Как-то он сочинил для Золя юношеский гимн мирлитону, основанный на игре слов или коннотаций. Мирлитон – это свирель, флейта, но также и длинный нос, а в переносном значении – юная девушка или ее интимные органы, которые, как и музыкальный инструмент, можно заставить «играть». Схожий мотив встречается еще у Вергилия, его первая «Эклога» начинается весьма пикантно: «Титир, ты, лежа в тени широковетвистого бука, / Новый пастуший напев сочиняешь на тонкой свирели…» (перевод С. Шервинского). В современном словоупотреблении выражение vers de mirliton означает и «скверные стишки», и импровизацию. Сезанн использовал слово «мирлитон» в этом смысле, выражая благодарность Золя за «те сердечные вирши [les affectueux mirlitons], что мы имели обыкновение распевать». Вот и Сэмюэл Беккет, который пристально изучал Сезанна и черпал в этом глубокое вдохновение, тоже, столетием позже, имел обыкновение сочинять «мирлитонады», как он их называл, – «рифмульки», «стишата», записывая их на картонных подставках для пива, тыльной стороне конвертов или случайных клочках бумаги, – изобилующие каламбурами, полные спрыснутого вином остроумия{63}. «Неопубликованная поэма» Сезанна (1858) несколько иного свойства:

C’était au fond d’un boi

Quand j’entendis sa voix brillante

Chanter et répéter trois fois

Une chansonnette charmante

Sur l’air du mirliton.

J’aperçus une pucelle,

Ayant un beau mirliton

En la contemplant si belle

Je sentis un doux frisson

Pour un mirliton, etc.;

………………..

Au bout de la jouissance

Loin de dire: «C’est assez».

Sentant que je recommence

Elle me dit: «Enfoncez».

Gentil mirliton, etc.;

Je retirai ma sapière,

Après dis ou douze coups

Mais trémoussant du derrière:

«Pourquoi vous arrêtez-vous!»

Dit ce mirliton, etc.

Услышал я напевы,

Когда в лесу бродил,

Ту песню голос девы

Усердно выводил,

Звенящий, как свирель…

Мила и непорочна –

Свирели звонче нет,

И потому уж точно

Поет моя вослед

Звенящая свирель.

………………..

Не утомят ли ласки?

Ан нет – по вкусу ей

Столь буйной страсти краски,

Велит: «Еще! Смелей!

Звенит моя свирель…»

Но силы иссякают,

И мой клинок обмяк.

Взбрыкнув, меня толкает

Красотка: «Как же так?»

Ишь, звонкая свирель!{64}

Стихи служили друзьям средством общения. Сезанн еще в школе начал понемногу рисовать, а в восемнадцать стал относиться к своим упражнениям уже достаточно серьезно – поступил в бесплатную художественную школу в Эксе. И все же до двадцати лет он оставался в не меньшей степени рифмоплетом, чем художником. Поэты постоянно присутствовали в его внутреннем мире. У них он искал и находил моральную поддержку. «Вот кто молодец – это Бодлер. Его „Романтическое искусство“ потрясающе, он никогда не ошибается в своих оценках художников»{65}. Этот сборник Бодлера, изданный в 1868 году, – одна из любимых книг Сезанна. Помимо прочих замечательных вещей, в него вошло знаменитое эссе «Художник современной жизни», а также особенно важный для Сезанна панегирик жизни и творчеству Делакруа{66}. Бодлер потеснил Мюссе в личном пантеоне Сезанна, как раньше Мюссе потеснил Виктора Гюго. По символическому совпадению сборник «Цветы зла» увидел свет в том же 1857 году, когда умер Мюссе, – и тут же был предан суду за оскорбление морали (и нравов). Сезанн будто бы знал наизусть все стихи этой скандальной книжки, а иногда брал ее с собой sur le motif – «на мотив», как он говорил, собираясь целый день работать на природе.