Адриан Моул и оружие массового поражения - Сью Таунсенд

Позвонил Умник. Голос его был полон ничем не замутненного счастья. Он расчудесно общается с Маргариткой и ее матерью, динамика развития отношений исключительно положительная. Маргаритка прекрасна как никогда, а вчера вечером они танцевали под песню «Любовь – это одна большая штучка», которую распевал их «личный» официант Антонио.

Воскресенье, 11 мая

Днем поехал в Свинарники. В свинарнике номер один вставляли окна – некие Малькольм и Стэн из фирмы «Кинкрафт». Зверь навешивал входную дверь.

Мама пытается класть кирпичи в свинарнике номер два. Пожаловалась мне:

– Такое нервное дело, Адриан. Каждый раз, когда кладу кирпич, раствор выползает наружу. Все равно что есть ванильный пирог, только удовольствия ноль.

Я заметил, что она кладет слишком много раствора.

– Ладно, профессор, – раздраженно пропыхтела мать, – покажи, как надо.

После нескольких попыток я признал, что класть кирпичи гораздо труднее, чем кажется на первый взгляд.

Отец с несчастным видом сидел на ступеньках трейлера. Я спросил, почему он такой унылый.

Он протяжно вздохнул:

– На неделе приходил мужик из отдела энергообеспечения – проверять, как работает наша ветровая электростанция. И что ты думаешь, Адриан, в какой день его угораздило явиться? Когда ветра ни хрена не было. Ни дуновения. Ни малюсенького шевеления. Все было неподвижно, как хвост дохлой кошки. В любой другой день тут просто буря бушует. Так нет, надо было ему причапать именно тогда, когда здешний ветер собрал барахлишко и умотал развлекаться на Ибицу.

Понедельник, 12 мая

Заседание писательской группы вновь состоялось на Крысиной верфи. Мне надоело искать в центре города тихий паб, где можно без помех обсудить литературные проблемы. Владельцы пабов в центре, кажется, повыкидывали всю мебель, теперь они ярые поборники так называемого «вертикального пития». Пабы наводнены пьяными подростками, которые стоя сосут пиво из бутылок через черные соломинки.

Кен повторил, что его совершенно не удовлетворяет, как проводятся заседания группы.

– Это даже не группа, теперь это просто ты и я, – сардонически хмыкнул он.

Прослушал его последнее полемическое стихотворение об иракской войне.

Дональд Рамсфельд,

Ты сказал, что есть вещи, о которых ты знаешь,

что ты знаешь их,

Ты сказал, что есть вещи, о которые ты знаешь,

что ты не знаешь их,

Но ты не знаешь, что никогда не узнаешь,

Сколь многого ты не знаешь.

После ухода Кена я мысленно вернулся к периоду расцвета Группы творческого письма Лестершира и Ратленда, когда ее члены часами сидели как завороженные, слушая мой роман «Плоские курганы моей родины».

Вначале нас было шестнадцать, но наша численность быстро убывала, а сейчас остались только Кен и я.

Вторник, 13 мая

Бернард Хопкинс и мистер Карлтон-Хейес переписывали названия детективов из коллекции Мортимера и спорили о войне в Ираке.

– Ты пойми, Хьюги, – говорил Хопкинс, – сегодня нашли массовое захоронение. Пятнадцать тысяч шиитов, упакованные, как пассажиры в пригородной электричке в час пик, только эти бедняги были мертвы.

Его голос дал петуха – то ли от избытка чувств, то ли от избытка алкоголя, с Хопкинсом сразу не поймешь.

Мистер Карлтон-Хейес слегка повысил голос:

– Бернард, дорогой мой, я никогда не отрицал, что Саддам Хусейн крайне неприятный тип, но я по-прежнему считаю, что мы незаконно вторглись в суверенную страну.

А я думал о Гленне и надеялся, что ему уже выделили личный бронежилет.

Среда, 14 мая