Адриан Моул и оружие массового поражения - Сью Таунсенд

– Но с другой стороны, только полоумная способна влюбиться в Адриана, – съязвил Найджел.

– Найджел, ты забыл, что я сама когда-то была влюблена в Адриана, – напомнила Пандора. Она сжала мою руку. – Нам было четырнадцать. Мы собирались поселиться в деревне и нарожать кучу детишек. Адриан намеревался продавать мороженое, а я – доить коров, печь хлеб и каждый день ждать его с работы.

Внезапно мы оба заплакали.

– Это все чертово рисовое вино, – пожаловалась Пандора. – Оно всегда на меня так действует.

Конец веселью положил Найджел, заявив, что ему завтра рано вставать, поскольку утром придет женщина из Королевского института помощи слепым, чтобы провести собеседование на предмет, можно ли подпускать его к собаке-поводырю.

Мусульманин Парвез оказался единственным более-менее трезвым человеком, способным сесть за руль. Побросав машины у ресторана, мы втиснулись в автомобиль Парвеза, и я пригласил всю компанию на Крысиную верфь выпить по последней.

Сэр Гилгуд поджидал нас на стоянке, но я отогнал его световой саблей из «Звездных войн», которую забыл в машине Али, младший сын Парвеза.

Включив свет, я приготовил кофе и предупредил гостей о стеклянном туалете. Все вывалились на балкон, и Пандора восхитилась чудесной картинкой – лебеди, облитые лунным светом. Только бы сэр Гилгуд не испортил нам вечер, думал я.

Воскресенье, 24 ноября

Парвез развез по домам всех, кроме Пандоры. Мы болтали до самого рассвета. Пандора жаловалась, что у нее завал с работой, документов столько, что на жизнь просто не остается времени, да еще репортеры, которые под микроскопом изучают каждое ее слово. И вообще она «под колпаком». Все ее телефоны наверняка прослушиваются, поэтому так приятно разговаривать со старым и преданным другом – свободно, не выбирая выражений.

– Надо было нам уехать в деревню, Пандора, – сказал я.

Она рассмеялась:

– Какая жалость, что у нас сексуальная несовместимость.

Я возразил, что эта ее теория на практике никогда не проверялась. Но ни она, ни я даже не попытались приступить к практическим занятиям.

В 5 часов утра я вызвал такси и, когда снизу донесся гудок, проводил Пандору до машины.

А когда я укладывался на футон, тренькнул мобильник: СМСка от Пандоры.

Спасибо, Ади. Я тебя все-таки люблю. Пан.

В 7.30 утра мобильник зазвонил снова. Маргаритка сообщила, что написала мне письмо, в котором объясняет, почему она поступила так, как поступила. И отключилась. Я тут же перезвонил. Долго никто не подходил, пока наконец Майкл Крокус не снял трубку.

– Кто это? – проревел он.

Я назвался.

– Сейчас 7.35 утра, воскресенье. Что ты себе позволяешь! Понимаю, Маргаритка вскружила тебе голову, но надо же научиться обуздывать свою страсть. Приезжай сегодня обедать. Хочу кое-что тебе показать.

И я услышал свой голос:

– В котором часу?

Еда была мерзкая, не только дурно приготовленная и неряшливо сервированная, но в придачу постная и лишенная вкуса. Все это предлагалось запивать мутным домашним пивом, которое наливали из глиняного кувшина.

В камине, словно нехотя, разгорались поленья, нещадно дымя. В саду за окном чахла грядка подмерзшей капусты. На черенок воткнутой в землю лопаты опустилась малиновка – явно не сознавая, что стала живым штампом.

Маргаритка опухла от слез. Она то и дело промокала глаза ватным тампоном, пропитанным ромашковым чаем.

Нетта Крокус уговаривала меня помочь с организацией марша «Остановить войну», который она устраивает в Биби-на-Уолде. Предложила взять на себя обязанности распорядителя.

– Вряд ли вам понадобится много помощников, – сказал я. – И деревенской зелени ничего не угрожает. Уж не думаете ли вы, что соберете тысячные толпы?