Адриан Моул и оружие массового поражения - Сью Таунсенд

Эта фраза всегда ставит меня в тупик. А для чего тогда созданы телефоны, как не для разговоров? Сказал, что буду в 7, хотя мне очень не хотелось менять планы. Я предвкушал спокойный вечер дома – в хлопотах о костюме для поездки в Лондон.

Дверь открыла Гортензия.

– Что случилось? – спросил я.

– Не знаю, – пожала она плечами.

Тогда я поинтересовался, где Георгина.

– Мотается по европейским столицам с Джейми Оливером,[51] рекламирует его новую книгу, – ответила Гортензия.

Я ощутил острейший укол ревности. Я всегда завидовал успеху Оливера. Он не только симпатяга, но еще и готовить умеет, а жена у него и вовсе красавица.

– Если он хоть пальцем притронется к Георгине, я ему голову оторву, – проворчал я.

Гортензия изумленно вытаращилась:

– С ним его жена, да и тебе-то какое дело?

Она провела меня в гостиную.

Маргаритка в позе эмбриона лежала на диване.

Нетта массировала ей ступни. Майкл Крокус стоял перед камином, расставив ноги и дергая себя за бороду.

Сесть мне никто не предложил.

Крокус обратился к Маргаритке:

– Ты ему скажешь, дорогая, или я?

– Ты же видишь, в каком состоянии бедное дитя, – вмешалась Нетта. – Скажи сам, Майкл.

Я оглянулся на Гортензию, та равнодушно жевала прядь своих волос.

– Сто лет назад я бы тебя высек на конюшне, – прорычал Крокус.

С какой стати, полюбопытствовал я.

Он медленно двинулся ко мне, в голосе его звучала неприкрытая угроза:

– А с такой, что ты обещал жениться на моей дочери, соблазнил ее, обрюхатил и бросил.

Слегка отступив назад, я повернулся к Маргаритке:

– Почему ты мне не сказала?

– Ты меня больше не любишь, – страдальчески простонала она. – Какая тебе разница?

Не успел я ответить, как Крокус проревел:

– Как можно не любить это восхитительное создание и ее нерожденного младенца?!

– Маргаритка эмоционально ранима, – добавила Нетта. – Она очень тяжело переживает, когда ее отвергают.

Тут и Гортензия внесла свою лепту:

– Последний раз, когда ее бросили, она рехнулась.

Тогда я сказал, что буду крайне признателен, если меня оставят наедине с Маргариткой.

Все удалились, и я спросил ее, как далеко зашло дело.

– Как далеко зашло? – повторила она, будто я говорил с ней на иностранном языке.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, Маргаритка, – сказал я. – И мой вопрос вполне уместен в контексте заявления о беременности.

– Ах, в контексте, – протянула она.

– Насколько ты беременна? – предпринял я еще одну попытку.

– Не знаю. У меня плохо с математикой. Наверное, я зачала в Новый год.

Я быстро подсчитал в уме. Сентябрь! Я ощутил гниение осени. Увидел туман, и в голове всплыла фраза «сочный плод». Представил, как толкаю детскую коляску по дорожке и желтые листья шуршат под колесами.

– Ты сделала тест на беременность? – спросил я.

Она крикнула:

– Да! И он положительный! И не проси меня избавиться от ребенка. – Окончательно впав в истерику, она завопила что было мочи: – Я не стану делать аборт!

В комнату ворвалась чета Крокусов. Маргаритка простерла руки к Нетте. Та засюсюкала:

– Скажи, деточка, скажи мамочке, чего ты хочешь. Чем тебя порадовать, милая моя?

– Я хочу сохранить ребеночка, – рыдала Маргаритка. – Хочу выйти замуж за Адриана и жить с ним долго и счастливо.

Пять минут спустя я покинул их, поклявшись жениться на Маргаритке в первую субботу мая. Семейство Крокусов засасывает лучше самого мощного пылесоса. Я вошел в их дом Адрианом Моулом, а вышел бесхребетной марионеткой, управляемой Майклом Крокусом.

По дороге домой поймал станцию «Классика FM». Передавали оперу под названием «Никсон в Китае». Атональные завывания вперемешку с пронзительными вскриками идеально соответствовали моему настроению.