Протокол «Сигма» - Ладлэм Роберт (2008)

— Это действительно страшновато и, возможно, даже по-настоящему страшно. Важнейшая особенность этих сетей в конечном счете заключается в том, что они невидимы для тех, кто не входит в них. И даже для некоторых из тех, кто в них входит. И еще они, как правило, переживают тех индивидуумов, из которых первоначально слагались. Можно сказать, что они живут своей собственной жизнью. И они способны оказывать мощное воздействие на те организации, в которые внедряются. — Бартлет в который раз поправил свои отложные манжеты. — Я говорю о паутине. Существует очень интересная оса-паразит, очень крошечная, из рода Hymenoepimecis — умное маленькое существо, которое жалит паука, ввергая его во временный паралич, и откладывает свои яйца ему в живот. Вскоре паук приходит в себя и, как ни в чем не бывало, принимается за работу, хотя личинки растут в его брюхе, питаясь его жизненными соками. А однажды ночью, когда личинкам предстоит совершить метаморфозу и убить паука, они выделяют химические вещества, заставляющие его изменить свое поведение. В эту ночь паук оказывается вынужденным сплести паутинный кокон, совершенно ненужный ему, но необходимый для личинок. Как только паук заканчивает свою работу, личинки доедают его и скрываются в подвешенном на специальной паутине коконе, в котором им предстоит провести стадию куколки. Это весьма экстраординарное явление, поистине тончайшая манипуляция поведением хозяина, осуществляемая паразитом. Но это ничто по сравнению с тем, что способны изобрести мы, люди. Вот о каких вещах я думаю, мисс Наварро. Кто скрывается среди нас? Какие силы могли бы манипулировать аппаратом управления обществом, чтобы заставить его сплести сеть, которая будет служить их собственным целям? Когда паразит решит доесть своего хозяина?

— Ладно, продолжим наши игры, — сказала Анна. — Допустим, что полвека тому назад сложился какой-то темный заговор, который на самом деле ужалил нас... Ужалил и внедрил нечто такое, что, по замыслу паразита, должно было вырасти и причинить нам тот или иной ущерб. Даже если это действительно так, то как мы сможем узнать об этом?

— Превосходный вопрос, мисс Наварро, — ответил Бартлет. — Сети очень трудно разглядеть, даже когда они очень большие, не правда ли? Вам случалось когда-нибудь оказаться в старом подвале или складе, почти неосвещенном помещении, где во мраке абсолютно ничего не видно? А потом вы включаете фонарь и внезапно понимаете, что пустота над вашей головой вовсе не пустота — это пространство заполнено многослойной паутиной, — прямо-таки настоящий навес из тончайших нитей. Вы направляете луч в другую сторону, и этот навес исчезает, как будто его никогда и не было. Представили себе? Вы задираете голову и глядите вверх. Ничего. А потом вы перемещаете луч немного под углом, фокусируете зрение где-то в пространстве немного ниже потолка, и все это вновь появляется перед вашим взором. — Бартлет пристально вглядывался в ее лицо, словно пытался найти признаки взаимопонимания. — Такие люди, как я, проводят большую часть жизни в поисках той самой необычной точки зрения, с которой станут заметны старые паучьи сети. Часто мы кажемся слишком упертыми и порой, случается, фантазируем. А порой видим нечто такое, что существует на самом деле. Вы, мисс Наварро, произвели на меня сильное впечатление как человек, не склонный к фантазиям.

— Я должна понимать ваши слова буквально? — осведомилась Анна.

— Я не хочу сказать, что вам не хватает воображения; просто вы держите его под жестким контролем. Впрочем, это неважно. Суть дела в том, что некогда был заключен союз между несколькими персонами, обладавшими весьма внушительными ресурсами. В значительной степени эти факты принадлежат истории. А вот как насчет того, что из этого вышло? Я очень, очень хотел бы это узнать. Все, чем мы располагаем — эти имена.

— Три имени, — уточнила Анна. — Три старика.