Протокол «Сигма» - Ладлэм Роберт (2008)

— Вряд ли ее можно назвать не имеющей отношения к жизни, особенно если вы — один из людей, живших в те давние годы и в значительной степени причастных к этой самой истории, — непреклонно продолжал Ленц. — Я говорю о престарелых государственных деятелях, отставных дипломатах, бывших высокопоставленных чиновниках, прежних сановниках, которые в молодости сотрудничали с Управлением стратегических служб. Думаю, что, когда они сидят в библиотеках и пишут свои мемуары, они не могут не испытывать некоторой неловкости. — Он пристально вгляделся в прозрачную жидкость в своем стакане, как будто надеялся что-то там увидеть. — Это люди, привыкшие к власти и почету. Им совершенно ни к чему открытия, которые бросили бы тень на их золотые годы. О, конечно, они не устают говорить себе, что все, сделанное ими, служило на благо своей страны, помогало сохранить доброе имя Соединенных Штатов. Во имя общего блага делается так много зла! Это, мистер Хартман, мне доподлинно известно Старые одряхлевшие псы бывают самыми опасными. Можно позвонить по телефону, попросить об услуге. Наставники могут взывать к лояльности своих воспитанников. Перепуганные старики решили по крайней мере умереть, сохранив свои добрые имена в чистоте. Как бы мне хотелось разрушить весь этот сценарий. Но я знаю, что представляют собой эти люди. Слишком хорошо я изучил человеческую природу.

Снова появилась Ильзе. В руке она держала небольшую книжечку в кожаном переплете; на корешке Бен разглядел тисненую золотом надпись: “Гельдерлин”.

— Вижу, джентльмены, вы все еще продолжаете обсуждать ту же тему, — сказала она.

— Так что, вы, конечно, понимаете, — почти спокойным голосом произнес Ленц, обращаясь к Бену, — почему нам приходится быть в некоторой степени настороже. У нас много врагов.

— Моему мужу часто угрожают, — добавила Ильзе. — Есть крайне правые фанатики, почему-то считающие его ренегатом, человеком, предавшим дело своего отца. — Она холодно улыбнулась и вышла в соседнюю комнату.

— Если говорить откровенно, эти фанатики волнуют меня меньше, чем корыстные псевдорационалисты, которые просто не могут понять, почему я не хочу оставить в покое спящую собаку. — Взгляд у Ленца был тревожным. — И которые могут подбить своих друзей на достаточно резкие действия для того, чтобы их золотые годы так и остались в глазах людей золотыми. Но я увлекся. У вас были какие-то вопросы, касающиеся послевоенного периода, вопросы, на которые я, по вашему мнению, мог бы найти ответы.

Юрген Ленц рассматривал фотографию, держа ее обеими руками. На его лице застыло напряженное выражение.

— Это мой отец, — сказал он. — Да, это он.

— Вы очень похожи на него, — заметил Бен.

— Настоящий наследник, да? — с ощутимым сожалением в голосе отозвался Ленц. Теперь он уже не был очаровательным приветливым хозяином. Он пристально вглядывался в снимок. — Помилуй Бог, нет. Этого не может быть. — Он откинулся в кресле; его лицо сделалось белым, как бумага.

_Чего не может быть? — Бен был неумолим. — Расскажите мне, что вам известно.

— Это не подделка? — реакция Ленца оказалась точно такой же, какой была у историка Карла Меркандетти.

— Нет. — Бен глубоко вздохнул и твердо повторил: — Нет! Гибель Питера, Лизл, и кто знает, скольких еще людей — бесспорная гарантия подлинности этой фотографии.

— Но ведь “Сигма” — это миф! Сказки старых бабушек! По крайней мере мы все убеждали себя в том, что дела обстояли именно так.

— Значит, вы знаете о ее существовании?

Ленц наклонился вперед.