Киммерийское лето - Слепухин Юрий Григорьевич (1983)

— Ну, который бежал с Куликова поля. Мой прямой предок. Совершенно точно установлено. И знаете, где похоронен? В Старом Крыму. Вы ехали побережьем или через Белогорск?

— Не знаю, как мы ехали, но Старый Крым мы проезжали, и меня даже не отпустили посмотреть могилу Грина, — сердито сказала Ника. — Я не знала, что там похоронен ваш родственник, но про Грина-то я знаю! А они не пустили, эти психи…

— Кто они, кстати? Эта дама — ваша сестра, я усек. А те двое?

— Высокий, что с вами говорил, Светкин муж. Такой Юрка Кострецов. А другой с ними работает, в одном институте.

— Эмэнэсы, что ли?

— Светка — да, а Юрка уже доктор. И тот, другой, тоже, — добавила Ника с неудовольствием.

— А-а, — уважительно сказал Мамай. — Вы в таком случае, надо полагать, членкор? Или уже действительный?

— Да нет, они правда доктора, честное слово! Юрка защитил докторскую два года назад, что-то связанное с теорией плазмы…

— Ядерщик? Мать честная, — он глянул на нее с ошалелым видом. — Командор повесит меня на воротах лагеря, когда узнает, кого я привез!

— Послушайте, — обеспокоенно сказала Ника, — Виктор… как ваше отчество?

— Николаевич… Да что мне теперь отчество, — он покосился на нее унылым глазом. — Я теперь человек конченый.

— Нет, серьезно, Виктор Николаевич, может быть, это не совсем удобно — ехать в лагерь? Может быть, это не полагается? Этот ваш… командор — он кто? Начальник экспедиции?

— Так в том-то и дело, — похоронным тоном сказал Мамай. — А вы знаете, что такое начальник по экспедиционным законам? Это, как говорили в английском парусном флоте про капитана, «первый после бога». Ясно? Прикажет повесить — и повесят. Совершенно запросто, без разговоров. Что вы хотите, у нас с начала полевого сезона повесили уже двоих. А ведь работать-то еще все лето!

— Ужас какой, — улыбнулась Ника. — За что же их?

— А, так. Один дежурил и опоздал прозвонить побудку, а другая… практиканток, надо сказать, вешают даже чаще, чем практикантов… командор наш, между нами говоря, из закоренелых мизогинов.

— А что это — мизогин?

— То же, что мизантроп, только в отношении женщин.

— Женоненавистник?

— Не совсем. Скорее — презирающий женщин. Так вот, студенточку эту он велел повесить из-за сущего пустяка. Раскапываем, понимаете ли, погребение… обычное такое, стандартное греческое погребение, костяк ориентирован на северо-восток, все как полагается. Ничего интересного, мы таких видели десятки… Это я к тому, что, будь еще что-нибудь уникальное, можно было бы понять. А так — кости как кости. И что же вы думаете, девчонка эта решила поднять череп, не обработав предварительно фиксативом, а он возьми и рассыпься. На глазах у командора.

— Кошмар, — сказала Ника. — И что?

— Что-что… Вздернули тут же, на краю раскопа. Коллектив хотел взять на поруки, так куда там! Повешу, говорит, и местком в полном составе. Я ж говорю — зверь, а не человек. Взгляните, будьте добры, как там ваши ядерщики…

Ника опять оглянулась и, привстав, помахала рукой.

— Еще живы, кажется. Только, знаете, они ведь, глотают всю пыль…

— Пусть глотают, — злорадно сказал Мамай. — Это все-таки не тот стронций, который они заставляют глотать всех нас. Вы не врете, они действительно ядерщики?

— Правда, не вру.

— Из Дубны, что ли?

— Нет, они из Новосибирска, там есть такой ИЯФ. А я с родителями живу в Москве, просто они взяли папину машину. Виктор Николаевич, а что вы здесь раскапываете? Что-нибудь интересное?

— По-своему оно все интересное. — Мамай пожал плечами. — Маленькое городище… возможно, поселение, которое входило в хору Феодосии, или один из пограничных городков Боспорского царства. Вот это мы и пытаемся выяснить. Конечно, ничего сногсшибательного вы тут не увидите, это вам не Херсонес. Вы на раскопках Херсонеса были?