В осколках тумана - Хайес Саманта (2010)

На суде мне запомнились журналисты, тошнота и растерянность. Мои родители каждый день занимали одни и те же места в зале и стоически наблюдали за тем, как мою жизнь, словно труп, анатомируют перед судьей и присяжными. Я не могла заставить себя взглянуть на Дэвида, который под охраной полицейского неподвижно сидел на скамье подсудимых, но знала, что он там и время от времени бросает на меня взгляды. Я чувствовала, как расходятся по залу волны его интеллекта, его харизмы, я слышала его запах, к которому теперь примешивалась кислая вонь страха. Дэвид не желал сидеть в тюрьме. Там, где я уже очутилась.

— Суд идет, — возвестил пристав, я встала, и меня затошнило, закружилась голова. Живота еще не было видно, но пошел четвертый месяц беременности, и токсикоз не ослабевал.

— Дамы и господа присяжные, — начал обвинитель, — вскоре вы познакомитесь с фактами, убедительно доказывающими, что этот молодой человек, Дэвид Карлайл, изнасиловал женщину, которую, по его словам, любил.

Он сделал театральный жест в сторону скамьи подсудимых. Я опустила голову.

Мы были на свадьбе. Дурачились, играли. Мы веселились, забавлялись, мы были счастливы. Я думала, мне удастся сбежать от привычной жизни и начать новую, о которой я так страстно мечтала. И вот впереди маячит будущее, столь далекое от моих ожиданий, что я уже и не верю, что я — это я. Скоро я стану матерью.

Джеральд Киршнер, мой адвокат, — что в длину, что в толщину, с сальными патлами, крест-накрест прикрывающими череп, в бежевом костюме — прохаживался перед присяжными, излагая мою печальную повесть. То и дело он взмахивал рукой в мою сторону, дабы присяжные понагляднее представили ту ужасную ночь. Чтобы выплатить ему гонорар, мои родители продали большую часть земли в Нортмире.

— Двадцать четвертого июня жизнь этой молодой женщины навсегда изменилась. Мэри Маршалл, умная девушка, перед которой лежало большое будущее, подверглась жестокому нападению и изнасилованию.

Киршнер помолчал, ожидая отклика от потрясенной публики. Ничего подобного. Выступал он плохо, и присяжные заскучали с самого начала.

— Человек, которого обвиняют в столь гнусном злодеянии, находится сегодня в зале суда, и моя задача состоит в том, чтобы доказать вам и не оставить у вас сомнений, что Дэвид Карлайл, так называемый друг жертвы, виновен в жестоком преступлении.

Он разглагольствовал, описывая события того вечера так монотонно, что даже мне показалось, будто это бездарные выдумки. Я положила руки на слегка набухший живот, чтобы убедиться в том, что все реально и я не сочинила эту историю в попытке привлечь к себе внимание. Ребенок во мне — плод ненависти. Неужели я смогу его полюбить?

После вступительных речей на свидетельское место пригласили Джонатана. Он взошел на невысокий деревянный помост, и меня куснула боль, смешанная с раскаянием. А вдруг полицейский, приходивший в больницу, прав? А может, накачавшись наркотиками, я предлагала свое тело, словно игрушку? Джонатан подтвердит это: я флиртовала, меня явно влекло к ним обоим, когда мы плыли по озеру, я позволяла себе вольности в доме садовника, я баловалась наркотиками, раздевалась, танцевала.

Я обманывала себя. Дэвид много недель вожделел меня, но, пока мы дружили, я в другом своем качестве была для него недоступна. Мы играли в интеллектуальные игры, и, возможно, я получала от них больше удовольствия, чем он. В конце концов голодный рано или поздно набросится на угощение, которое маячит перед ним. Вот тут-то я и подумала, что, быть может, никакое это было не изнасилование, а старый добрый секс.

— Мистер Фелози, — обратился к Джонатану мой адвокат, — не могли бы вы рассказать нам, где встретились с Мэри Маршалл? — Он откашлялся и вытащил из кармана пиджака желтый носовой платок.

— На свадьбе, — нервно ответил Джонатан. Это был совсем не тот самоуверенный красавец, с которым я познакомилась летом.