В осколках тумана - Хайес Саманта (2010)

Они говорят о больнице. Голоса чахнут, словно осенние листья, порхают вокруг меня отзвуками скорого будущего. Результаты МРТ неутешительные. Говорят, у меня слабоумие. Все эксперты в унисон твердят, что в больнице я поправлюсь. Может, они и правы, но я беспокоюсь за Джулию. Так сильно беспокоюсь, что передать не могу. Но слишком поздно.

Наблюдаю за тем, как она собирает для меня сумку. Ей бы хотелось, чтобы я сама выбрала, какую ночнушку брать, розовую или голубую. Возможно, она даже надеется, что я вскочу со своего места и заору: «Ради бога, только не это старье!» — как однажды. Но пусть собирает барахло по своему усмотрению. Все это больше не имеет значения.

Закончив выкладывать на кровать тапочки, нижнее белье, свитера и юбки, которые десятилетиями света божьего не видели, — она что, забыла, что я всегда ношу брюки? — Джулия добавляет в гору одежды бутылочки шампуня и духов. Затем, в порыве отчаяния, бросает еще сверху мобильный телефон, который подарила мне на прошлый день рождения. Я никогда им не пользовалась.

— На всякий случай, — говорит она, застегивая сумку.

Джулия застилает кровать, разглаживает простыни и одеяла, как будто я никогда больше их не сомну, и вдруг задевает ногой забытую кучу одежды под кроватью.

— Опять грязное белье, — говорит она, поморщившись, и достает ком одежды. — Господи, мама, ты что, ходила в этом? Какая гадость! — Она поднимает мои брюки и старый свитер, под которыми покоятся облепленные грязью рабочие башмаки, и бросает в корзину для белья.

Я молчу. Джулия знает, что обычно я начинаю защищаться, спорить, объяснять, что убирала навоз из сарая, где живут козы, или ворочала под дождем сено.

Перед уходом я достаю из корзины грязную одежду и вместе с ботинками сую в сумку.

По-моему, вполне естественно, что в больницу нас везет Дэвид. В этом есть некая законченность. Для него я не более чем багаж, и после стольких лет он наконец вспомнил, где меня оставил. Словно мы описали полный круг. Я сижу в большой красивой машине и вспоминаю, как я его любила.

К клинике «Лонс» ведет длинная подъездная аллея из высоких каштанов. Замечаю двух пациентов, они кружат по огромной лужайке, точно обломки кораблекрушения. Между ними носится медсестра. В этот момент я понимаю, что происходит. В зеркале заднего вида ловлю взгляд Дэвида. Никогда еще мне так сильно не хотелось закричать. И никогда еще я не чувствовала себя такой беспомощной.

— Ну вот, приехали, — нарушает молчание Джулия. — По-моему, больше похоже на гостиницу, чем на больницу. Правда, мама? — Голос у нее веселый до оторопи. — Они в два счета тебя вылечат.

Алекс и Флора первыми выскакивают из машины, я медленно копошусь, чтобы последовать за ними. Сильные руки вытаскивают меня из просторной машины Дэвида. Я не сопротивляюсь, покорно бреду, куда меня ведут. Сопротивление слишком болезненно.

По части процедуры регистрации больница и впрямь не отличается от гостиницы. Правда, две медсестры роются в моих вещах, словно ошалевшие покупательницы на распродаже. Составляют список скудных пожитков. Маникюрные ножницы и пинцет, которые упаковала Джулия, медсестры конфискуют, открывают и нюхают шампунь. На грязную одежду они внимания не обращают.

— Хорошо, — говорит наконец одна из медсестер. — Давайте я покажу вам комнату.

Вместо многоместной палаты с металлическими койками я оказываюсь в отдельной комнате с ванной и большим окном, что выходит на каштановую аллею. Пахнет лавандой. Здесь есть телевизор. И туалетный столик.

Несколько минут Джулия, Дэвид и Алекс раскладывают одежду, болтают и смеются. Потом их уводит медсестра. А я остаюсь сидеть у кровати. Они забыли про Флору. Она карабкается ко мне на колени.

Я хочу остаться с тобой, — показывает она, обратив ко мне живую мордашку.