Горменгаст (переводчик Ильин) - Пик Мервин (2014)

Он видел в челноке, теперь попавшем в руки убийцы, совершенное орудие внезапного и безмолвного нападения – иными словами, мести за сестру. Его лишили оружия.

Если бы Титус обдумал все обстоятельно, он понял бы, что Стирпайк никак не мог убить Фуксию, поскольку не мог – едва ли не сразу после ее смерти – забраться так далеко на север, к самым Надгробьям. Однако разум Титуса двигался иными путями. Стирпайк убил его сестру. И украл его челнок.

Когда шедшее крышами войско добралось наконец до последних зубчатых стен и перед ним раскинулись воды «залива», сразу же были выставлены дозоры и отдан приказ, дабы каждый, заметив огни, выплывающие из-за южного мыса, немедля доложил о том своему непосредственному командиру. Тем временем люди, усеявшие ближайшие крыши, начали постепенно, через слуховые окна, отдушины и люки в потолках сходить вниз, заполняя, комната за комнатой и зал за залом, заброшенное, печальное пространство, опустевшее за много лет до того, как Стирпайк приступил к своим разведывательным изысканиям.

Зажгли факелы. Возможность немедля выяснить, не укрывается ли Стирпайк в той или этой комнате, перевешивала страх спугнуть беглеца светом. И все-таки дело продвигалось медленно. Наконец, примерно к тому времени, когда установлено было, что четыре доступных этажа пусты, как безъязыкий колокол, поступило донесение об увиденных в заливе огнях.

Каждое окно Западных стен немедля заполнили лица – и точно: ожерелье разноцветных искорок, увиденное Стирпайком из его затопленной комнаты, растянулось во мраке.

То, что в десятках верхних помещений не обнаружилось никаких следов Стирпайка, позволяло более чем уверенно полагать: он все еще в своем логове, на уровне воды. Титус немедленно спустился на нижний из незатопленных этажей и, высунувшись из окна, расположенного примерно в середине фасада, смог, опасно кренясь, держась рукой за ветку плюща, опознать окно, сквозь которое Стирпайк с такой поспешностью проник в замок.

Теперь, когда в заливе показались огни, времени терять не стоило, поскольку Стирпайк, если он по-прежнему внизу и тоже увидел огни, мог немедля ринуться им навстречу. Титус и трое бывших при нем командиров вышли из комнаты и, пробежав шестьдесят-семьдесят футов по коридору, свернули в одну из западных комнат, выглянули наружу и поняли, что находятся почти над тем самым притопленным окном.

На поверхности залива Стирпайка не было. По их оценкам, он находился прямо под видневшейся за дверью комнатой справа – просторной, почти квадратной, с полом, покрытым мягкой, как бархат, пылью.

– Если он там, внизу, мы могли бы, мой господин, напасть на него сверху… – И сказавший это человек направился к названной комнате.

– Нет! Нет! – яростно зашептал Титус. – Он может услышать твои шаги. Вернись.

– Лодки еще недостаточно близко, – сказал другой. – Сомневаюсь, что ему удалось углубиться в замок. Вода стоит всего в четырех футах от верха окна. Раньше или позже она должна была запечатать там все двери. Вы совершенно правы, мой господин. Нам лучше соблюдать тишину.

– Вот и соблюдайте, – сказал Титус и, несмотря на гнев, им испытываемый, ощутил на языке сладкий вкус крепкого вина властолюбия – сладкий и опасный, поскольку юноша только еще начинал понимать, что обладает властью над другими людьми, и не по одному праву рождения, но вследствие природной своей властности, проявленной им впервые, – и все это, сознавал он, опасно, ибо, набирая силу, стремление подчинять себе людей будет становиться все более сладостным и сильным, а беззащитный зов свободы – все менее отчетливым, и в конечном итоге Та, научившая его свободе, обратится в воспоминание, не больше.