Демоны Хазарии и девушка Деби - Узиэль Меир (2008)

«Что ты делаешь? – испугалась Деби, глаза её заблестели. – Ты с ума сошел, дай мне выйти. Лошадь начнет беситься и побьет нас. Ты же не знаешь ее нрава. Это сумасшедшая лошадка. Спокойно, Лилит, спокойно».

«А мне все равно», – сказал он и рванулся вперед.

Она замешкалась, не успев отпрянуть, он сумел схватить ее, потянуть к себе, заломить ей руку и забрать сумку. Она закричала: «Ой, ай, оставь меня, оставь, болит же, болит».

Она потерла руку: «Уф, мог бы быть поосторожней».

«Научись не хватать мою сумку».

Она облокотилась о Пилит и погладила ее. «Как тебя зовут? Меня зовут – Дебора».

«Я знаю. Я – Ахав».

«Ахав», – протянула она, словно бы пробуя это имя на вкус.

«Можешь меня звать – Ахи. Меня все так зовут».

«Ахи», – повторила она. Это действительно звучало лучше, но ей не понравилось.

«Так вы разводите пчел?» – спросил он.

«Да. Отец мой и брат Довалэ этим занимаются. И еще пашут. Они выполняют всю тяжелую работу. У нас же, женщин, жизнь здесь весьма приятна. Не то, чтобы я была в других местах, но слышала о том, что дома переносят с места на места, и женщины должны это делать все время. Не хотела бы я жить в доме, который все время переводят, как это происходит в городе».

«У вас прекрасные кони, – сказал он, поглаживая лошадь, – и у меня должен был быть конь. Если бы это путешествие с целью привести домой детей графа завершилось удачно, я бы за это получил лошадь. Таков был договор. И с этим обещанием мы вышли в дорогу, шестеро парней, мобилизованных в городке графа. Добрались мы до чужого государя, увидели каменные дома, и не спрашивай, насколько потрясают эти строения, каменные башни, стены. Забрали мы детей, с ними еще больную женщину из нашего народа и двух итальянских евреек, которые были служанками, отпущенными на свободу. Построили мы носилки, и вышли в путь до того места, где этот дьявол прибил нас».

Деби сосредоточенно слушала. Спросила: «Сколько тебе лет?»

«Двадцать два».

«А мне восемнадцать».

«Давай, выйдем отсюда», – сказал и ухмыльнулся. – Еще подумают, что здесь что-то делаем неповадное. Родители твои, наверно, уже с ума сходят».

Легкий анализ этих слов показывает, что Ахав немного смущен и немного по-заячьи труслив.

«Пусть думают, что хотят, – сказала Дебора, – я уже не маленькая».

Несомненно, он понял намек, и следует использовать подвернувшуюся возможность ее поцеловать. Но все же он думал, что это слишком рано, и он может ее испугать, и такие мысли в этот момент ее вообще не посетили. И потому решил отложить поцелуй до другого раза. И это было плохое решение.

«Ну, давай, выйдем», – сказала она после нескольких секунд, во время которых ничего не произошло, и она поняла, что ничего и не произойдет.

«Давай, выйдем из конюшни, посидим так, чтобы нас видели, поговорим, хорошо?»

«Хорошо», – согласилась она, но без особого энтузиазма. Думала же она, примерно, так: «Почему никто меня не понимает? Что, ему требуется особое приглашение? Уверена, он просто меня не хочет. Я, вероятно, не красива в его глазах. Вот же дурак, и кому он вообще нужен. С ума сойти, какая тоска. Если в этот раз я не смогу соблазнить мужчину, когда еще представится случай, и появятся здесь такие симпатичные парни. Не должна я рассиживаться и беседовать с ним. Надо было мне выбрать кого-либо другого из них, который более расторопен в этом деле. Ведь я вначале выбрала Давида. Как я оказалась с этим здесь?»

Он окинул в последний раз взглядом коней, открыл дверь из конюшни, тут же замер и пощупал стену, разделяющую стойки. Стена был окрашена в зеленый цвет. «Что это? – спросил Ахав. – Камни?»

«Да, каменная стенка».

«Но это же запрещено».

«Глупости, кто проверит».

«Но мы же хазары, – сказал слегка сбитый с толку Ахав, – нам запрещено строить из камня».

«Ну, запрещено. Но это же только стена, разделяющая стойки в конюшне. Это не жилой дом».