Замужем с утра [Обвенчанные утром] - Клейпас Лиза

Осторожно заглянув за дверной косяк, она увидела изможденное лицо Лео. Выглядел он ужасно, загорелая кожа побледнела и казалась пепельно-серой. Укутанный одеялами, он дрожал, как мокрый пес. Измученный и несчастный, лорд Рамзи пытался хорохориться. Встретив его затравленный взгляд, Кэтрин не удержалась и спросила:

— Можно мне сказать вам пару слов, милорд?

— Сделайте одолжение, — угрюмо буркнул Лео. — Буду рад поспорить с кем-то еще.

Кэтрин вошла в комнату. Кэм с Меррипеном отступили, пропуская ее к кровати.

— Нельзя ли мне на минутку остаться наедине с лордом Рамзи?.. — проговорила она извиняющимся тоном.

Кэм бросил на нее насмешливый взгляд. Он явно сомневался, что ей удастся повлиять на Лео.

— Сделайте все возможное, чтобы убедить нашего шурина выпить лекарство, стоящее на столике возле кровати.

— А если слова не помогут, — добавил Меррипен, — хватите его посильнее по голове вот этой кочергой.

Кэм с Меррипеном вышли в коридор.

Оставшись вдвоем с Лео, Кэтрин приблизилась к кровати. При виде торчавшего из его плеча обломка она невольно вздрогнула. Из рваной раны сочилась кровь. За неимением стула Кэтрин осторожно опустилась на край постели. Пристально глядя на Лео, она негромко заговорила:

— Почему бы вам не принять настойку опия? — В ее голосе звучала забота.

— Черт побери, Маркс… — Лео тяжело перевел дыхание. — Я не могу. Поверьте мне, я знаю, на что иду, но у меня нет выбора. Дело в том… — Внезапно замолчав, он отвел взгляд и стиснул зубы. Его сотряс новый приступ дрожи.

— Почему? — Кэтрин так отчаянно хотелось понять Лео, что она, сама того не заметив, коснулась его кисти. Протеста не последовало, и ободренная девушка робко накрыла перевязанными пальцами холодную руку Лео. — Скажите мне, — попросила она. — Пожалуйста.

Рука Лео медленно повернулась и осторожно сжала ее ладонь. Жаркая волна прокатилась по телу Кэтрин. Это было чувство облегчения, словно, взяв ее за руку, Лео сделал самую естественную вещь на свете. Они посмотрели на свои сомкнутые ладони. От пальцев вверх растекалось тепло.

— После смерти Лауры я вел себя скверно, — хрипло произнес Лео. — Много хуже, чем сейчас, если вы понимаете, о чем я. Но что бы я ни вытворял, ничто не давало мне желанного забвения. Как-то ночью я поехал в Ист-Энд в компании самых развращенных своих приятелей и заявился в курильню опиума. — Он умолк, почувствовав, как невольно сжалась рука Кэтрин. — Даже в переулке тянуло дымом. Он стелился клубами. Воздух казался бурым. Меня отвели в комнату, полную мужчин и женщин. Они дремали вповалку на соломенных тюфяках и подушках, что-то бормоча во сне. В полумраке вспыхивали горящие трубки опиума… словно десятки маленьких красных глаз, мигающих в темноте.

— Это напоминает картину ада, — прошептала Кэтрин.

— Да. Я и жаждал попасть в ад. Кто-то передал мне трубку. После первой затяжки я почувствовал такое облегчение, что едва не заплакал.

— На что это похоже? — спросила Кэтрин, сжимая руку Лео.

— В одно мгновение мир обретает гармонию, и никакое зло, горе или боль не в силах этому помешать. Только представьте себе, что терзавшая вас вина, страхи и гнев уносятся прочь, будто перышки, подхваченные легким ветерком.

Возможно, прежде Кэтрин строго осудила бы Лео за то, что тот проявил слабость, поддавшись пороку, но сейчас она испытывала лишь жалость и сочувствие. Глухое отчаяние заставило его опуститься на самое дно.

— Но это чувство мимолетно, — вздохнула Кэтрин.

Лео с горечью кивнул:

— Да. И когда дурман развеивается, наваливается еще большая тяжесть. Вас уже ничто не радует. Те, кого вы любили, становятся вам безразличны. Вы думаете лишь о новой затяжке, вам не терпится снова вдохнуть проклятый дым.