Европейцы - Джеймс Генри (1979)

По счастью, соперничать ей было не с кем: кроме нее, женщин в холле не оказалось – все они наряжались, стремясь именно к вышеозначенному никчемному результату. Едва войдя в сад, она тотчас увидала, что в окружающем пейзаже звучала безошибочная нота, и это служило, казалось бы, прямым указанием для хозяев дома; Уотербат мог бы быть прелестным уголком. Она сама, окажись в ее владении такой прелестный уголок, сумела бы прислушаться к вдохновенному голосу природы! Внезапно, за поворотом аллеи, она наткнулась на одну из приглашенных, молодую особу, сидевшую на скамейке в глубоком и одиноком раздумье. Она приметила эту юную леди еще за обедом и позже украдкой наблюдала за ней: она всегда присматривалась к девицам с опаской или сомнением, словно примеряя их к своему сыну. В глубине ее души таилось убеждение, что Оуэн, вопреки всем ее ухищрениям, женится в конце концов на какой-нибудь пустоголовой куколке, – не потому, что она могла представить убедительные свидетельства столь нежелательного исхода, но просто потому, что она ощущала потаенное беспокойство и даже уверенность, что женщине, наделенной, как она, особой тонкостью чувств, от подобного дара ждать можно только беды. Такая уж уготована ей судьба, участь, крест – дожить до невыносимого часа, когда к ней в дом введут разряженную куклу. Девица на скамейке, одна из двух сестер Ветч, красотой не блистала, однако миссис Герет, умевшая мгновенно узреть искру жизни под покровом неброской внешности, тотчас определила ее в разряд – пусть хотя бы на этот момент – неопасных кандидаток. В том, как была одета Фледа, просматривалась идея (и больше, пожалуй, ничего) – тем самым между ними устанавливалась незримая связь (при отсутствии всякой иной связи), особенно если учесть, что идея в данном случае была подлинной, не вторичной. Миссис Герет давно уже вывела общее правило, согласно которому характер «куколки» почти неизбежно сочетается с некой тривиальной миловидностью. Всего в доме сейчас было пять молодых девиц, и миловидность этой девушки, тоненькой, бледной, черноволосой, на фоне остальных четырех, по крайней мере, не сулила обмена дежурными банальностями. В особенности она выигрывала рядом с двумя меньшими девицами Бригсток, дочками хозяев дома, до невозможности «премилыми» созданиями. Нынче утром, вновь окинув взглядом повстречавшуюся ей на пути юную особу, миссис Герет прониклась отрадной уверенностью, что девушку нельзя упрекнуть также и в стремлении казаться соблазнительной или утонченной. Они покуда не обмолвились ни единым словом, но в самом облике девушки был залог того, что они в конце концов легко сойдутся, если только молодая леди выкажет мало-мальское понимание их душевного родства. Девица поднялась с улыбкой, почти не затронувшей выражения отрешенности, которое уловила в ней миссис Герет. Старшая дама тут же снова ее усадила, и с минуту они, сидя бок о бок и глядя друг другу в глаза, обменивались безмолвными посланиями. «Можно ли на вас положиться? Высказаться откровенно?» – взглядом говорила одна другой, вмиг распознав, а точнее, провозгласив единую для обеих потребность бежать прочь из этого дома. Необычайная привязанность, как ее позднее окрестили, которую миссис Герет суждено было испытать к Фледе Ветч, началась, в сущности, с этого открытия: бедное дитя инстинктивно пустилось в бегство даже прежде ее самой! И то, что бедное дитя с неменьшим проворством почуяло, насколько далеко ей позволено зайти, проявилось тотчас в бесконечной доверчивости первых сорвавшихся у нее с языка слов:

– Какое уродство, правда?