Европейцы - Джеймс Генри (1979)

– Я никогда не видел тебя такой разгоряченной, – заметил мистер Уэнтуорт, чье негодование, если бы не его высокие принципы, было бы очень велико.

– Раз, по-твоему, я виновата, прости, мне жаль, – сказала Гертруда.

– Ты виновата, но не думаю, что тебе в самом деле жаль.

– Ей правда жаль, папа, – сказала Шарлотта.

– Я пошел бы даже еще дальше, дорогой дядя, – сказал Феликс, – позволил бы себе усомниться в том, что она виновата. Чем она перед вами виновата?

Мистер Уэнтуорт ответил не сразу. Несколько секунд помолчав, он сказал:

– Она не оправдала наших надежд.

– Не оправдала надежд? Ah voilà! [71] – воскликнул Феликс.

Гертруда побледнела; она стояла, опустив глаза.

– Я сказала Феликсу, что уеду с ним, – сказала она.

– А! Вы иногда говорите бесподобные вещи! – воскликнул молодой человек.

– Уедешь, сестра? – спросила Шарлотта.

– Да, да, уеду; в одну далекую страну.

– Она просто пугает вас, – сказал, улыбаясь Шарлотте, Феликс.

– Уеду в… как… как она называется?.. – спросила, повернувшись на секунду к Феликсу, Гертруда. – В Богемию.

– Ты решила обойтись без всех предварительных действий? – спросил, поднимаясь с места, мистер Уэнтуорт.

– Vous plaisantez [72] , дорогой дядя! – воскликнул Феликс. – Что же все это, как не предварительные действия?

Гертруда повернулась к отцу.

– Я оправдала ваши надежды, – сказала она. – Вы хотели, чтобы у меня был твердый характер. Что ж, он у меня достаточно для моего возраста твердый. Я знаю, чего я хочу; мой выбор сделан. Я решила выйти замуж за этого джентльмена.

– Вам лучше согласиться, сэр, – сказал очень мягко Феликс.

– Да, сэр, вам лучше согласиться, – произнес вдруг совсем другой голос. Шарлотта вздрогнула, все остальные повернули головы в ту сторону, откуда он раздался. Голос принадлежал мистеру Брэнду, который вошел с веранды через распахнутое французское окно и стоял, отирая платком лоб. Он очень раскраснелся и выглядел весьма необычно. – Да, сэр, вам лучше согласиться, – повторил он, выходя на середину комнаты. – Я знаю, что подразумевает мисс Гертруда.

– Мой добрый друг, – пробормотал Феликс, ласково коснувшись рукой его локтя.

Мистер Брэнд посмотрел на него, на мистера Уэнтуорта и, наконец, на Гертруду. На Шарлотту он не смотрел, а между тем ее серьезные глаза были прикованы к его лицу, они спрашивали его о самом для нее насущном. Ответ на этот вопрос не мог быть получен сразу, но кое-что о нем уже говорило, в том числе и пылающее лицо мистера Брэнда, и его высоко вскинутая голова, и возбужденный блеск глаз, и вообще весь его смущенно-дерзновенный вид – такой вид бывает у человека, когда он принял важное решение и, хотя не сомневается, что внутренних сил его осуществить у него достанет, мучим сомнениями относительно того, как он с этим справится внешне. Шарлотте казалось, что он держится необыкновенно величественно; и мистер Брэнд, бесспорно, был исполнен величия. По существу, это была самая величественная минута его жизни, и естественно, что для крупного, плотного, застенчивого молодого человека это был весьма благоприятный случай допустить ряд неловкостей.

– Входите, сэр, – сказал мистер Уэнтуорт, сопровождая свои слова каким-то скованным жестом. – Вам надлежит здесь присутствовать.

– Я знаю, о чем вы толкуете, – ответил мистер Брэнд. – Я слышал, что сказал ваш племянник.

– А он слышал, что сказали вы! – воскликнул Феликс, снова поглаживая его локоть.

– Я не уверен, что понимаю, – сказал мистер Уэнтуорт тоном таким же скованным, как и его жест.

Гертруда смотрела во все глаза на своего бывшего поклонника, она была не менее озадачена, чем ее сестра, но она отличалась более живым воображением.

– Мистер Брэнд просит, чтобы ты разрешил Феликсу увезти меня, – сказала она отцу.

Молодой человек посмотрел на нее отчужденным взглядом.