Фея Альп - Элизабет Вернер (2015)

— Тогда вам предложат на выбор или то, или это, и вы покоритесь. Вы не захотели идти по одинокому, гордому пути, которым шло такое множество великих людей, не имея ничего, кроме таланта и веры в себя. Мне же, — глаза молодой девушки вспыхнули страстным вдохновением, — всегда казалось, что уже в самой борьбе и стремлении вперед должно заключаться счастье, даже большее счастье, чем в достижении цели. Подниматься все выше, чувствовать, как растут силы с каждым шагом, который ты делаешь вперед, с каждым препятствием, которое ты одолеваешь, и, наконец оказаться наверху с сознанием победы, которой ты обязан единственно самому себе! Я часто испытывала это чувство, взбираясь на какую-нибудь вершину, и ни за что не позволила бы втаскивать меня чужим рукам.

Охваченная восторженным волнением, Эрна стояла перед своим собеседником снова как свободное дитя гор, пылкое и в любви, и в ненависти, которое он встретил когда-то на склонах Волькенштейна. Они вместе выдерживали тогда бурю, в его ушах еще раздавался радостный смех тогдашней Эрны среди бушующей непогоды, и вдруг ему показалось, что он был тогда счастлив, как никогда уже не был счастлив с тех пор.

— И вы могли бы полюбить человека, который таким образом шел бы к цели? — спросил он, наконец, и в голосе его слышалась сдержанная мука. — Вы не покинули бы его в трудах и опасностях, быть может, даже в падении? Отвечайте, Эрна! Я должен это знать.

Молодая девушка слегка вздрогнула, но блеск в ее глазах померк, по лицу ее как будто пробежало дуновение холода, и таким же холодом веяло от ее ответа:

— К чему этот вопрос? Он опоздал! Я знаю одно: человека, который отказался от своей любви, растоптал ее ради денег, манивших его в руках другой женщины, и предпочел купить себе будущность, потому что у него не хватило мужества завоевать ее, такого человека я никогда не полюбила бы, никогда!

Она глубоко перевела дух, точно сбрасывая этими словами давившую ее тяжесть, и отвернулась от Эльмгорста.

Грейф вдруг начал выказывать признаки беспокойства и повернул голову к лесу: он чуял приближение людей, которое не могли еще слышать другие, но его хозяйка поняла его.

— Они идут? — спросила она вполголоса. — Пойдем им навстречу, Грейф.

Она медленно пошла по траве, на которой сверкали тяжелые капли росы. Вольфганг не пытался удержать ее и продолжал неподвижно стоять на прежнем месте. Последний костер вдали потухал, еще несколько минут он мерцал на вершине, как угасающая звезда, потом исчез совсем.

Зато Волькенштейн выступил на небе совершенно отчетливо; облака таяли и расплылись в лучах луны, вершина стояла, ничем не закрытая, сверкающей ледяной короне. Гордая повелительница гор сбросила вуаль и сидела на троне во всей своей призрачной красоте, а над ее царством расстилалась безмолвная, торжественная ночь, когда оживляется деятельность духов и зарытые в землю клады подымаются из глубины и ждут, чтобы их освободили из заточения, — древняя священная ночь на Иванов день.

12

Наступило первое воскресенье после Иванова дня, когда по старинному обычаю в Оберштейне устраивались танцы. Эта маленькая деревушка, где жил доктор Рейнсфельд, уже перестала быть уединенной и обособленной благодаря постройке железной дороги. В ней постоянно находились рабочие этого участка, а несколько молодых инженеров даже поселились в ее единственной гостинице, но до сих пор дело тем и ограничилось: довольно убогий вид селения пока не изменился.