Фея Альп - Элизабет Вернер (2015)

Алиса продолжала непринужденно болтать; в ее веселости проглядывал беззаботная, невинная радость просыпающихся жизненных сил, когда человек, освободившись от гнета болезни, еще чуть недоверчиво смотрит навстречу новой жизни. Нельзя было вести себя проще и наивнее, чем эта молодая миллионерша, весь облик которой так не подходил к блестящему положению, которое доставляло ей богатство отца. Здесь, на опушке леса, без роскошного наряда, только тяготившего ее, под золотистыми лучами солнца, падавшими на порозовевшее личико, она была невыразимо мила и приветлива.

Доктор, напротив, казался необычно серьезным. Он принуждал себя улыбаться и весело отвечать Алисе, но было видно, что его веселость деланная. Алиса, наконец, заметила это и сама притихла; когда же наступило довольно продолжительное молчание, которое Рейнсфельд и не пытался прервать, она спросила:

— Доктор, что с вами?

— Со мной? — встревожился Бенно. — Ничего, решительно ничего!

— А мне кажется, что-то есть. Вы шли так торопливо и были так серьезны и печальны, и я не в первый раз замечаю это. Уже несколько недель, по-моему, вас что-то тяготит. Можно узнать, в чем дело?

Мягкий голос Алисы выражал удивительно милую просьбу, ее карие глаза с участием смотрели на врача, но дочь Нордгейма была последним человеком, которому Рейнсфельд мог открыть истинную причину своего тяжелого настроения. Алиса не ошиблась: Бенно уже несколько недель жил под гнетом подозрения, которое Гронау заронил в его незлобивую душу. До сих пор, правда, не было найдено ничего, что так или иначе подтвердило бы его подозрение, но Рейнсфельд догадывался, что внезапный отъезд Гронау и его долгое отсутствие связаны с этим обстоятельством, что тот идет по следу. Он быстро овладел собой и ответил:

— Мне тяжело оставлять Оберштейн. Как ни хочется мне получить более обширный круг деятельности, я чувствую, что сжился с этими людьми, с которыми столько лет делил горе и радости, и с этими горами. Я оставляю здесь так много любимого, что разлука не может не быть тяжела.

Он опустил глаза при последних словах, а потому и не заметил перемены, вдруг происшедшей в Алисе. Она побледнела, ее лучезарная веселость исчезла.

— Разве вы так скоро уезжаете? — тихо спросила она.

— Да, я жду только приезда своего преемника, вероятно, он будет здесь через неделю.

— И тогда вы уедете навсегда?

— Да, навсегда.

Вопрос и ответ звучали одинаково грустно. Наступило молчание. Алиса начала машинально перебирать цветы, сорванные нею по дороге. Она знала, что Рейнсфельда приглашают в Нейенфельд, и что он принял место, но думала, что он останется здесь, по крайней мере, до их отъезда, а дальше ее мысли не шли. Она была счастлива здесь, в горах, всей душой отдавалась радостному настоящему и не думала о том, что оно когда-нибудь кончится, теперь ей напомнили, что конец близок.

— На этот раз я могу уехать спокойно, — снова заговорил Бенно. — Общее состояние здоровья жителей моего округа так хорошо, что лучшего почти и желать нельзя, а вы больше не нуждаетесь во мне. Если будете еще некоторое время соблюдать осторожность, то, думаю, можно поручиться за ваше выздоровление. Я очень счастлив, что смог сдержать слово, данное товарищу, и вернуть ему его невесту здоровой и полной жизни.

— Если только ему есть до этого дело! — тихо сказала Алиса. Рейнсфельд растерянно взглянул на нее.

— Да неужели вы думаете, что Вольфганг меня любит? — спросила она. — Я… не думаю.

В ее словах не было горечи, они звучали только печально, и так же печально вопросителен был ее взгляд, устремленный на доктора.

— Вы не верите, чтобы Вольфганг любил вас? — воскликнул он, оторопев. — Но зачем же в таком случае он…