Мое простое счастье - Дейв Лаура (2015)

Итак, четыре. А четыре – это лучше, чем три. Не пять, конечно, но и не три. Почему тогда сердце бьется так громко и сильно, что больно в груди? Почему мне страшно? И почему меня преследует один и тот же вопрос, как ни стараюсь я его отогнать: «Как можно здесь оставаться?»

В спальне был еще один предмет, который я знала, но он принадлежал мне. Мой чемодан, до сих пор не распакованный и готовый в любую минуту покинуть этот дом вместе со мной.

И в то самое мгновение, как я смотрела на чемодан, Гриффин обнял меня. Его рука была удивительно тяжелой – неужели у многих мужчин настолько тяжелые руки? По крайней мере, не у Ника – это уж точно. Не помню, чтобы меня когда-нибудь обнимала такая тяжелая рука – такая крепкая, надежная, готовая защитить. Вдоль этой руки тянулась длинная вена – не прямо, а в виде ломаной линии, словно график, изображающий колебания цен на акции или температуры в Северной Дакоте за последние пять лет. А если ее перевернуть, станет видна половина татуировки. Половина якоря. Половина его истории, которая стала теперь и моей.

Руку Гриффина я, по крайней мере, знала наизусть.

26

Гриффин считал, что все сводится к музыке. Успех предварительного открытия, объявил он, полностью зависит от девяти составленных им сборников, на которых сочетались песни с таких непохожих альбомов, как Astral Weeks, Boxer, 18 Tracks, In the Aeroplane over the Sea, The Blue Album, End of Amnesia, I’m Your Man. Именно под эту музыку Гриффин будет готовить свои блюда, а гости – их пробовать.

Мы потратили уйму времени на то, чтобы расположить треки в нужном порядке: под какую песню лучше подать амюз-буш – поджаренные на гриле фиги, фаршированные сыром с голубой плесенью? Don’t Think Twice, It’s All Right? Или Cyprus Avenue? В итоге, когда пришла пора открываться, я, в туфлях на высоченном каблуке и с липнущими к голове мокрыми волосами, все еще бегала по ресторану и распечатывала меню, стараясь не обращать внимания ни на голые стены, ни на незажженный камин, ни на пустую вывеску.

В одном Гриффин оказался прав: отсутствие названия не помешало гостям нас отыскать. Все в городе знали, куда ехать. И в шести соседних городах тоже, судя по толпе, которая собралась у входа всего через пять минут после открытия, когда внутри уже не осталось ни одного свободного стула.

Даже стоять было практически негде. Знакомые и знакомые знакомых, не сумевшие зарезервировать столик на пять тридцать, семь тридцать или девять тридцать, с озабоченным видом толпились у стойки в надежде, что за одним из общих столов освободится место или в дверь войдет какой-нибудь более везучий приятель и к нему можно будет присоединиться. Джесси, который вызвался разливать напитки, еще не пришел, и одинокий бармен с наплывом гостей явно не справлялся.

От меня толку было мало. В роли хозяйки я выступала впервые в жизни – этим и объясняется опрометчивое решение надеть туфли на самом высоком каблуке – и вместо того, чтобы отправить гостей по домам, любезно предложив зарезервировать им столик на другой день, я раздавала невыполнимые обещания: «Подождите, пожалуйста, еще полчасика. Подождите, пока я не придумаю, куда вас посадить».

Голод и раздражение гостей росли с каждой минутой, и в конце концов я ускользнула от них на кухню, по-прежнему сжимая в руке стопку меню.

– Почему они не расходятся по домам? – спросила я у Гриффина, украдкой разглядывая в маленькое окошко недовольные лица гостей. – Разве они не понимают, что мне сейчас не до них?

Будь на месте Гриффина кто-нибудь другой, он бы ответил: «А ты не думаешь, что мне стоит задать тебе тот же вопрос?»

Но Гриффин только рассмеялся, легко и непринужденно, продолжая раскладывать по тарелкам теплый персиковый салат, а затем подошел к столу, где два его помощника, Никки и Доминик, готовили вкуснейшего лаврака с травами и сладким бальзамическим соусом его собственного приготовления.