Лавандовое поле надежды - Макинтош Фиона (2015)

Клаус притормозил, и Люк на ходу запрыгнул в медленно катящуюся машину. Едва тяжелая дверца захлопнулась, шофер вновь набрал скорость и повел автомобиль в сторону Вандомской площади. Тишину спящего Парижа нарушал лишь рокот мотора. В машине стояла убийственная тишина.

Люк повернулся и взглянул на спутника.

– Полковник Килиан, – произнес он в меру любезно.

Офицер вермахта ответил ему ледяным взглядом.

– Следует ли мне называть вас Равенсбургом?

Люк согласно кивнул.

Килиан закрыл перегородку, отделявшую заднее сиденье от водителя, и повернулся к Люку. В салоне сгустилось напряжение. Килиан, в парадном мундире и при оружии, невозмутимо сложил руки на коленях. Выглядел он впечатляюще – и Люк вполне понимал, чем полковник привлекает к себе женские взгляды. Люк тут же вспомнил, как этот человек обнимал Лизетту. Картина была еще слишком жива в памяти. Он вновь и вновь проигрывал перед мысленным взором череду мучительных образов: руки Килиана, блуждающие по телу девушки, его губы на ее шее, на ее устах.

– Вы же знаете, что он убежденный нацист, – промолвил Люк, кивнув на Клауса, и с облегчением услышал, что голос его звучит ровно.

– Да. В Германии таких много, – отозвался Килиан. – Но я эту свинью не боюсь.

– Почему? Надеетесь, связи с Сопротивлением и союзниками помогут вам спасти шкуру?

– Нет, Равенсбург, я не надеюсь уцелеть, хотя я с самого начала был против войны, а сейчас предаю свою родину. Учитывая, как все обернулось, смерть для меня – наилучший вариант.

– Желаете избегнуть суда?

– Хочу обрести покой, – тихо ответил Килиан. А потом кашлянул. – Я просил, чтобы Лизетта пришла с вами. Как она?

Люк вздохнул: вот они и дошли до главного.

– Все, что вы хотите сказать ей, можете сказать мне.

– Вы понятия не имеете, что я хочу ей сказать, – возразил Килиан.

– Я не счел нужным вовлекать ее в происходящее. Впрочем, я и сам ее давно не видел.

Намек попал в цель. Килиан вздрогнул и пристально посмотрел на Люка.

– Как так?

– Я сражался при Мон-Муше.

– Завидую.

– Я не боец, я всего лишь выращиваю лаванду. Если уцелею, то снова этим и займусь.

– Тем более завидую. Равенсбург, скажите… Клянусь, я никому не повторю…

– Клятва немецкого офицера, собирающегося сдать Париж?

Килиан холодно улыбнулся.

– Клятва человека чести.

Люк кивнул.

– Продолжайте.

– Вы – тот самый Боне, о котором говорил фон Шлейгель?

У Люка словно вскрылась старая рана. Он давно не позволял себе думать о Вольфе.

– Да. У меня к нему личный должок. День расплаты придет.

Килиан сузил глаза.

– Надеюсь, что так, – искренне заметил он. – Однако Боне – еврейская фамилия?

Люку не хотелось обсуждать это с немецким полковником. Однако в Килиане было что-то такое… В другое время и другом месте они бы могли стать друзьями.

– Мои родители из Баварии. Отец погиб, сражаясь за Германию, мать умерла после родов. Я родился в Страсбурге. Меня усыновила еврейская семья на юге Франции. Они растили меня как сына. Я любил их, как вы, возможно, любили вашу семью – и я своими глазами видел, как полиция уволокла их прочь, до смерти избив мою бабушку.

– Вы знаете, где они? Возможно, я сумел бы…

– Я не нуждаюсь в вашей жалости, полковник. Вы спросили меня, кто я. Я вам ответил. Что до Лизетты, я не позволю вам встретиться.

– Вы в своем праве. Я хотел еще раз увидеть ее… Извиниться.

– За что?

– Это касается только нас с ней. Она знает о нашей встрече?

Люк покачал головой.

– Что ж, – печально протянул Килиан и откашлялся. – Итак, перейдем к делу. Генерал фон Хольтиц хочет начать диалог с союзниками.

– Продолжайте.

Сильвия была права.