Лавандовое поле надежды - Макинтош Фиона (2015)

Люк медленно опустился на камень.

– Фугасс, сейчас пора урожая. Каждая минута на счету.

– Я понимаю. – Его старший собеседник словно бы совсем не замечал Лорана, зато не сводил глаз с Люка. – Очень надеюсь, что не ошибся, – в вас я чувствую гнев и патриотизм.

– По отношению к Франции, вы имеете в виду? – уточнил Лоран. Люк в немом изумлении смотрел на Фугасса – он совершенно не ожидал этих слов.

– Разумеется, – подтвердил Фугасс, потирая темный небритый подбородок и все так же глядя в упор на Люка.

– Месье Фугасс, мы французы! Патриоты! Мы ненавидим бошей. – Лоран невольно понизил голос – он не привык высказывать подобные мысли вслух.

Люк неодобрительно покосился на него.

– А к чему вы?

Пекарь помолчал.

– Я из отряда маки.

Если вспомнить жизнь этого человека, не приходилось удивляться, что он активист Сопротивления. Он одинок, замкнут, молчалив, и хотя дружелюбен со всей деревней, но очень сдержан, чтобы не сказать – скрытен. Рослый и крепкий, он тем не менее разговаривал тихо и кротко, держался почти застенчиво. Однако сейчас в нем не видно было ни кротости, ни застенчивости.

Фугасс шел на огромный риск, открывшись молодым людям. По всей стране участники Сопротивления жили бок о бок с коллаборационистами, но нигде они так не хранили тайну, как в Провансе.

Судя по всему, готовность Люка и Лорана закапывать родники, валить деревья и всячески препятствовать немецким солдатам и французским полицаям не укрылась от внимания этих людей. Сперва целью подпольщиков было просто уклонение от так называемых добровольных работ в Германии, но вскоре они стали участниками активного Сопротивления. В Любероне очень легко спрятаться от посторонних глаз – если умеешь ходить по холмам. А местным жителям скалистые склоны и козьи тропки были знакомы куда лучше, чем большие городские дороги. Ушедшие в горы люди стали призраками – их редко видали в деревнях, а зачастую о них даже и не слышали.

По всей Франции люди уходили из родных домов и вступали в партизанские группы. На юго-востоке страны такие отряды назывались «маки» – «лесная чаща». Члены этих отрядов стали символом французского патриотизма. Разношерстное собрание отдельных маленьких группок в холмах постепенно становилось все более организованным. Сердце Люка преисполнялось гордостью всякий раз, как до него долетали слухи об очередном акте саботажа против немцев. Порой навредить удавалось лишь по мелочи, порой они мешали врагам исполнить тот или иной приказ. Убивали фашистов маки редко, но все же иной раз случалось и такое.

– Так та записка была от вас! – осенило Люка.

– Записка? – переспросил Лоран.

Пекарь покаянно кивнул.

– Мне не следовало ее подбрасывать, слишком опасно. Но я так гордился вами в тот день, когда вы отключили фонтан!.. Сердце пело при мысли, что фрицам приходится пить ту же воду, что пьют наши лошади, ослы и прочая скотина.

– Просто шальная выходка, – признался Люк.

– Весьма удачная.

Люк пожал плечами.

– Я заметил, что наши девушки лукаво улыбаются всякий раз, как немцы начинают посматривать в их сторону… а эти негодяи вечно на них таращатся, – с отвращением добавил он.

Фугасс невесело рассмеялся.

– Мне твоя идея понравилась. А во второй раз вы вообще заставили их убраться восвояси.

Лоран засмеялся.

– Я хотел обставить это как-нибудь подраматичней, но Люк возразил – нет, надо действовать просто и быстро.

Люк молча кивнул, а Лоран продолжал:

– Люк знал одно высохшее дерево. Сказал, если мы его свалим, все будет выглядеть так, словно оно просто само по себе упало. Еле-еле втроем справились.

– Чистая работа, – похвалил Фугасс. – Никто ничего не заподозрил.

– Вы, похоже, вели учет, месье Фугасс, – заметил Люк. – А я вас даже не замечал.

– Подчас мы невидимы именно потому, что всегда на виду, – загадочно заметил пекарь.

– По принципу – на виду, но не видны?