Джен Эйр - Бронте Шарлотта (1847)

– Знаете, миссис все время говорит, что они бедные, презренные и так далее. Может, они и бедные, но не менее благородные, чем Риды. Однажды, лет семь назад, в Гейтсхед приезжал один мистер Эйр, он хотел видеть вас. Миссис сказала ему, что вы в школе, в пятидесяти милях от Гейтсхеда. Он очень расстроился, потому что не мог больше задерживаться. Ему надо было ехать куда-то за границу, а через день то ли два из Лондона отходило его судно. Но выглядел он вполне джентльменом, и я думаю, что это был брат вашего отца.

– А куда он уезжал?

– На какой-то остров в тысячах миль отсюда. Там делают вино… Мне наш лакей говорил…

– На Мадейру? – предположила я.

– Вот, точно! Именно вот это слово!

– И, значит, он уехал?

– Да. Он лишней минуты не стал задерживаться в доме. Миссис держалась с ним свысока. Она потом все называла его «жалкий торгаш». Мой Роберт считает, что он купец, занимается торговлей вином.

– Очень может быть, – предположила я. – Или служащий, агент при купце.

Мы с Бесси еще целый час говорили о старых временах, пока не настало ее время уезжать. На следующее утро я вновь увидела ее в Лоутоне, когда ждала дилижанса, но лишь на несколько минут. Мы расстались с ней у дверей местного отеля «Герб Броклхерстов», и каждая из нас направилась своей дорогой. Она пошла вверх, на лоутонский подъем, чтобы там дождаться оказии до Гейтсхеда, а я села в дилижанс, который должен был повезти меня навстречу новым обязанностям и новой жизни в неведомых окрестностях Милкота.

Глава XI

Новая глава в романе – это несколько похоже на новое действие в спектакле. И вот я в очередной раз поднимаю занавес, и представьте себе, читатель, номер в милкотской гостинице «Георг», обои в крупный рисунок, какой встретишь только в гостинице, соответствующие ковер, мебель, узор каминной решетки, эстампы, включая портрет Георга Третьего, еще один – принца Уэльсского и третий эстамп – гибель генерала Вулфа. Представьте, что все это вы видите в свете масляной лампы, висящей на потолке, и отличного света камина, возле которого сижу я в своей накидке и шляпке. Мои муфта и зонтик лежат на столе, а я отогреваю себя от окоченения, приобретенного за шестнадцать часов нахождения на октябрьском холоде. Из Лоутона я выехала в четыре утра, а городские часы Милкота только что пробили восемь вечера.

Читатель, хотя внешне кажется, что я устроилась с комфортом, на душе у меня было неспокойно. Я полагала, что, когда экипаж остановится перед гостиницей, меня кто-нибудь встретит, и, спускаясь из дилижанса по ступенькам деревянной лестницы, которую служитель гостиницы любезно подставил мне, я крутила головой во все стороны, надеясь услышать свое имя и увидеть какой-нибудь экипаж, дожидающийся меня, чтобы тут же повезти в Торнфилд. Ничуть не бывало. А когда я спросила у служащего, не спрашивал ли кто-нибудь насчет мисс Эйр, то получила отрицательный ответ. Так что мне не оставалось другого выхода, кроме как попросить номер. И вот я сижу и жду, а меня одолевают всевозможные сомнения и тревоги.

Странное это ощущение для молодой неопытной девушки – чувствовать себя одинокой в мире, отрезанной от всех и вся, не уверенной, можно ли достигнуть порта, в который идет твое судно, и лишенной возможности вернуться к тому, от чего отказалась. Очарование приключения несколько смягчает остроту неприятного ощущения, а гордость за себя греет душу. Но потом все перебарывает страх. Вот и во мне страх победил все остальные чувства, после того как прошло полчаса, а я по-прежнему была одна. И я решила позвонить в колокольчик.

Явился служащий.

– Скажите, есть тут поблизости место под названием Торнфилд? – спросила я его.

– Торнфилд? Не знаю, мадам. Спрошу в буфете.

Он исчез, но тут же вновь явился.

– Ваша фамилия Эйр, мисс?

– Да.

– Тут вас ждут.