Раскаленный добела - Эндрюс Илона

Он провел нас через прихожую в гостиную, отделенную от кухни островом. Двое маленьких детей, мальчик и девочка, лежали на ковре. Мальчик, старше на год или два, играл на айпаде, в то время как девочка строила что-то из Лего. Пожилая женщина с заплаканными глазами сидела на диване с книгой. Она взглянула на нас, ее лицо было изможденным.

— Мам, мне нужно поговорить с этими людьми, — сказал Джереми. — Я отойду на минуту.

Она кивнула.

— Привет, — хором поздоровались детишки.

— Привет, — помахала я.

Джереми выдавил улыбку.

— Простите, ребята, я скоро вернусь.

Он провел нас через гостиную в офис и закрыл французские двери.

— Я еще не сказал им, — его голос прервался. — Я не знаю, как.

— Вы к кому-нибудь обращались? Психотерапевт?

Он покачал головой. На его лице отразилась непреодолимая боль, такая, которая врезается в вас подобно автомобилю на полной скорости и оставляет разбитым и оглушенным. Если бы только я могла что-нибудь для него сделать.

Я вытащила еще одну визитку, проверила контакты в телефоне, и написала на ней имя и номер моего психотерапевта.

— Когда умер мой отец, я не знала, как с этим справиться. Я винила себя и таскала свою вину и горе с собой, как камень, пока не сходила к доктору Мартинез. Она очень хороша в своем деле. Все равно будет ужасно, но она поможет вам пережить самое худшее. А если у нее нет окон в расписании, она направит вас к кому-нибудь еще.

Джереми посмотрел на меня.

— Станет легче?

— Нет такого понятия, как забвение, — сказала я. — Это никуда не уходит. Но становится не таким острым со временем и лечением. Разговоры об этом помогают.

Джереми взял визитку и сунул ее в свой бумажник.

Я взяла свой цифровой диктофон, нажала на запись и произнесла:

— Четверг, 15 декабря. Интервью с Джереми Натером.

Джереми прислонился к стене, скрестив на груди руки.

— Мистер Натер, вы знаете, почему Маркос был в том номере отеля?

— По словам Дома Форсбергов, он был там на свидании с Нари Харрисон. Или Еленой де Тревино. Или Финли. Может, они там все вместе собирались устроить оргию. — В его голосе звучала горечь.

— То же самое они сказали Корнелиусу, пообещав прибавить доказательства финансовых махинаций и употребления наркотиков, если он продолжит задавать вопросы.

— Это абсурд. — Джереми нагнулся над столом, уперевшись в него ладонями. — Маркос был верным. Это было в основе его характера. Он был верным и честным.

— У Дома Форсбергов не лучшая репутация, — сказал Роган. — Были ли у Маркоса конфликты на работе?

Спасибо. Давай, разрушай отношения, которые я пытаюсь построить.

— Он планировал уйти из фирмы, — сказал Джереми.

Правда.

— Кто еще об этом знал?

— Только я и он. Маркос… был очень закрытым человеком. Мы оба работали слишком много, и нам не хватало времени на детей. Он хотел все бросить и посидеть год или два дома, но хотел сначала погасить закладную на дом. Мы переехали сюда из-за школы, и он хотел убедиться, что мы продержимся на одну зарплату. Нам не хватало двадцать восемь тысяч для выкупа этого дома. — Джереми качнулся назад. — Я знал, что это делает его несчастным. Три недели назад я пытался заставить его бросить работу. Он обещал положить заявление об увольнении как раз перед рождественскими каникулами. Я должен был настаивать сильнее.

— Вы считаете, что он оказался в том отеле из-за работы?

— Да.

Правда.

— У вас есть предположения, над чем он мог работать?

— Нет. Он не рассказывал об этом дома. Это я обычно разглагольствовал о работе. Маркос умел разделять. Он оставлял работу на работе. Когда он приходил домой, то был просто Маркосом.

Он опустился в кресло, обмяк и прикрыл глаза рукою. Я больше ничего от него не добьюсь.

— У него были враги? — спросила я. — Кто угодно, кто мог бы…