Военный канон Китая - Владимир Малявин (2015)

С середины I тыс. до н. э. общественный уклад древнего Китая претерпевает глубокие перемены: распространение железа и успехи земледелия привели к быстрому росту городов и торговли, ослаблению родовой знати и появлению слоя профессиональных служилых людей. Изменяется и облик войска: на смену боевым колесницам приходит пехота, набираемая из простолюдинов. На порядок возросла численность войск: прежде она не превышала 20–30 тысяч человек, теперь же армии крупнейших царств насчитывают до полумиллиона и более воинов. От аристократической церемонности остались одни воспоминания, и битвы порой превращаются в массовое избиение побежденных. Так, в одном только сражении при Ицюэ, состоявшемся в 295 г. до н. э., погибли 240 тысяч воинов царств Хань и Вэй; спустя 35 лет в битве при Чанпине было перебито 450 тысяч воинов царства Чу. Столь крупные сражения продолжались несколько дней кряду и требовали, конечно, хорошей организации войска и выучки воинов. Согласно традиционной системе организации войска, пехотинцы объединялись в подразделения по 5,10, 50, 100, 500 и 1000 человек. Теперь войны выигрываются армиями, которые лучше знают маневр и умеют держать строй. Культ личной доблести сменяется культом дисциплины. Знаменитый полководец У Ци однажды даже казнил воина, который перед сражением самовольно вышел вперед и убил двух врагов. «Я знаю, что это доблестный солдат, но он нарушил приказ», – заявил У Ци своим помощникам, просившим помиловать удальца.

В новых условиях жизнь обесценивается – теперь воины становятся безликими единицами в стратегических планах полководцев, хотя открыто пренебрегать ими было небезопасно: недовольное, а тем более взбунтовавшееся войско могло погубить любое царство. Поэтому от военачальника требовалось не только быть строгим с подчиненными, но и любить их, как родных детей. Да и сама война теперь велась ради выгоды, что подразумевало право победителей грабить на захваченной территории. Естественно, возник спрос на военную теорию, эффективную стратегию и тактику военных действий. Полководец становится одной из самых заметных фигур на политической сцене: от него ждут профессиональных знаний и незаурядных добродетелей, прославленным военачальникам оказывают самый радушный прием при дворах правителей царств, – и они с легкостью меняют хозяев. Острое противоречие между неизбежностью войн и их нежелательностью, даже отвращением к военщине как раз и предопределило тот взгляд на войну, который требовал побеждать, не воюя, во всяком случае, не прибегая к крупномасштабным и длительным военным кампаниям. Оттого же главным достоинством военачальника теперь считались не личная сила или храбрость, а ум, или мудрость. Поскольку большие войны были обременительны даже для сильных царств, их затевали лишь в том случае, когда рассчитывали на быстрый и полный успех. Предпочтительнее было добиваться победы – или, если угодно, подготавливать победу – мирными средствами: переговорами, подкупом, заключением брачных союзов, а пуще всего – интригами и, говоря современным языком, «подрывной работой» в стане противника. Искусные дипломаты и администраторы ценились особенно высоко, а полководцам следовало быть в первую очередь именно стратегами, которые умеют оценивать сложившуюся ситуацию в единстве всех ее аспектов – не только военных, но и политических, экономических, моральных. Такова историческая подоплека основного принципа китайской стратегии – «побеждать в войне, не ведя войны».