Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда - Шенг Схейен (2010)

«К Дягилеву я приехал в 4 1/2 часа и застал там всю компанию; они мне сказали, что их решение непоколебимо – они уже достаточно изверились в обещании князя и теперь не согласны работать, иначе как он им даст векселя […] Проговорив 2 часа и исчерпав все свое красноречие, мне их убедить не удалось, и решили послать за князем. Сначала он ответил по телефону, что не может приехать, но когда Дягилев к нему ехать отказался, Волконский приехал. Его встретили упреками, что он все время их подводит, и стали ему перечислять все его промахи, упрекая Директора в слабости, бесхарактерности – говорили ему даже прямо в глаза, что он не может быть Директором при таком отношении к делу. Директор пожимал плечами, стоял на том, что в Журнал отдать нельзя, и все разговоры ни к чему путному не привели. Наконец в 7 1/2 часов я сказал, что больше оставаться не могу, ибо сегодня еду. Когда я с Директором сходил с лестницы, он мне сказал: “А все-таки какие это симпатичные люди, и жаль, что мне придется их потерять”. На это я сказал ему, что надо 100 раз раньше подумать. Администраторов найти легко, но художников здесь больше нет. На следующий день Теляковский в письме Волконскому еще раз повторил свою точку зрения насчет того, что лучше как-нибудь примириться с Дягилевым и чтобы он “ни в коем случае их бы не отпускал… так как художников больше в России нет”»9.

Слухи тем временем дошли до царя, обронившего за несколько дней до этого в разговоре с Теляковским фразу о том, что «ведь князя Волконского травили» (группа Поленова)10. Однако поведение Дягилева во время общей встречи у него дома Волконский счел поступком настолько резким, что «он считает невозможным дальнейшую с ним службу»11.

1 либо 2 марта Волконский дает Дягилеву пятидневный срок для подачи заявления об увольнении – Дягилев не реагирует. Поленов и его соратники 5 марта еще раз заявили, что, если Дягилева назначат официальным постановщиком «Сильвии», они сами подадут прошение об увольнении. 6 марта Волконский пишет царю официальное заявление об освобождении Дягилева12. В тот же самый день Волконский получил записку, в которой Дягилев сообщал ему о том, что еще раз изложил дело царю. Николай II будто бы сказал, что «Дягилеву ни к чему уходить»13, и он, Дягилев, поэтому не собирается подавать прошение об отставке. Но когда Волконский получил эту записку, объявление об освобождении Дягилева от должности было уже опубликовано в «Правительственном вестнике».

Прежде Дягилев, возможно, допускал возможность собственного поражения, но никак не мог предположить, каким горьким оно будет. Даже в эту минуту он верил, что победит благодаря поддержке царя, что Волконского уволят, что великий князь возьмет на себя руководство императорскими театрами и передаст ему, Дягилеву, художественное руководство. Но когда 7 марта, еще не вставая с постели, он раскрыл газету, то прочел в рубрике «Правительственные новости» следующие жестокие строки: «Чиновник особых поручений С. П. Дягилев увольняется без прошения и пенсии по третьему пункту». Эта оговорка «по третьему пункту» давалась крайне редко, лишь в случаях неподобающего поведения или коррупции и махинаций14 и означала, помимо всего прочего, запрет на государственную службу когда-либо в будущем15. По мнению Бенуа, это означало, что Дягилев был «публично ошельмован» и что «он поражен, растоптан, смешан с грязью»16.