Носорог для Папы Римского - Лоуренс Норфолк (1996)

– Я не могу своей волей склонить чашу весов ни на сторону Фернандо, ни на сторону Маноло. О, если бы хоть песчинка, хоть крупица соли…

Вот оно и выплыло на поверхность, замаскированное бесцветными, невыразительными манерами, заняло свое место на воображаемых весах. Он словно высматривает что-то в садах, которые поначалу кажутся такими безмятежными, а потом, по мере приближения зверя, снова оглашаются хрустом: шуршит листва, трещат ветки, вспархивают испуганные птицы. Ганнон снова появляется из подлеска – огромная глупая башка высовывается, пролезает меж двух кустов, усыпанных желтыми бутончиками, которые отыскивает хобот зверя, замысловато и методично извиваясь. Послы молча за ним наблюдают. Если бы только я мог высказаться открыто, думает Папа.

– Ваше святейшество, – говорит Фария, и в голосе его слышится легчайший отзвук раздражения – но, упаси боже, это не он раздражен, он всего лишь передаточное звено, это не его, а его повелителя, Маноло, нетерпение слышится в голосе посла, – так чего же вы хотите?

– В своей «Естественной истории» Плиний приводит очаровательную притчу, – с внезапным энтузиазмом говорит Папа. – У каждого зверя есть его антагонист: Лев – и Тигр, Черепаха – и Орел… Есть и другие, сейчас я уже не помню, какие именно. Даже у Ганнона есть свой враг, и жизнь Ганнона подчинена стремлению уничтожить этого врага. Даже у Ганнона…

Зверь яростно трясет башкой, размахивает ушами. До них доносится хлопанье кожистых складок. Папа улыбается зверю. Зверь жует. Послы украдкой переглядываются.

– А вы читали Плиния? – осведомляется у послов Папа.

Над горячей водой поднимаются вспухающие клубы пара, почти невидимые в тени и неожиданно вспыхивающие ярким золотом в лучах полуденного летнего света, пробивающегося сквозь полотняные шторы окон, наполовину прикрытых ставнями. Эти извивающиеся языки устремляются вверх, куда не добираются солнечные лучи, и там пар снова превращается в невидимку, но это не значит, что он рассеивается – он продолжает упрямо карабкаться вверх по стенам, к темным дубовым балкам на потолке, там сгущается, собирается в капли, которые падают вниз, и влажные их шлепки приглушаются лежащим на полу толстым ковром. Осенью на балках и стенах снова появится легкий налет плесени, который потребуется удалить, а это означает перестук стремянок, вжиканье жестких щеток, грязищу по локоть и всеобщую неразбериху. Но пока что тут тишина. Из полумрака, скопившегося в дальнем углу, с огромной кровати, покрытой выцветающим красным бархатом, легкое покашливание непрестанно источает пыль, которую поглощает влажный воздух, позволяя ей налипнуть на стены и потолок.