Осада церкви Святого Спаса - Горан Петрович (1997)

И тут, как раз под Савиной кельей, наполненной упованиями игумена, в притвор тихо вошел Андрия Скадарац, торговец временем, сумаховым деревом, свинцом и перинами. Перекрестился он одним из пустых рукавов, тем, которым пользовался только в храмах восточных стран. (Но если говорить правду, то и остальные рукава у него были пустыми, кроме тех двух, которыми он принимал деньги.) Пробираясь среди верных, со склоненными головами погруженных в молитву, он почти крадучись приблизился к тому месту, где фреска на стене изображала лествицу, спасающую души и ведущую на небеса. Живописная сцена показывала с усилием взбирающихся по ней и старых, и молодых монахов. Один из них, великодостойный, со смиренным выражением лица, находился на самой верхней ступени. Многие другие поднимались. А некоторые, начиная восхождение, делали первые шаги. Вокруг лествицы летали скалящиеся дьяволы, дергая монахов за рясы и пытаясь низвергнуть их в ад. И несмотря на то что большинство держалось крепко и непоколебимо, некоторых от падения во мрак искушений спасала только одна рука.

Итак, пробравшись между молящимися, господарь Андрия приблизился к этой фреске и поднял палку. Никто не увидел, как он, резко замахнувшись, со всей силой ударил ею по руке одного из изображенных монахов, как раз того, который, одной только ею схватившись за перекладину, с трудом удерживался на лествице. За торжественным пением никто не услышал удара палкой по нарисованной руке. Только по всей церкви внезапно разнесся крик ужаса, такой, как бывает, когда кто-то падает со страшной высоты.

Отец Григорий вздрогнул и поспешил вниз. Там, впереди, возле южного клироса, как в водовороте, кружились монахи и верные. На каменном полу среди рассыпанных ключей от сундуков и шкатулок лежал казначей Данило. И раньше бывало такое, что во время долгих бдений кто-нибудь терял силы, а нередко и сознание. Травник Иоаникий достал из своего пояса стебель чернокорня, травы против любого падения, и потер им под носом лежащего. Тот пришел в себя, даже смог пошевелить головой, плечами и одной рукой. Но вторая его рука по-прежнему лежала на полу как мертвая. Судя по этому и по страданию, выражавшемуся на его лице, было ясно, что казначей упал неудачно и тяжестью своего тела сломал локоть и кисть руки. И пока несчастного выносили из церкви, а народ возвращался к молитве, игумену Григорию казалось, что наверху, под куполом, перья на крыльях херувимов шелестят как-то тревожно.

Седьмой день

I

В конце месяца сентября, непосредственно перед позорным событием, пел знаменитый трувер Канон де Бетюн первые октавы своей известной «Песни крестоносцев»

О Амур, разлука так трудна,

Мысль моя всегда лишь к ней стремится,

Госпожа всех прелестей полна!

Ей служу, она мне ночью снится,

Дай мне, Боже, с ней соединиться!

Разлука? Нет! Я вечно вместе с ней:

Охотно тело за Христа идет в сраженье,

Но сердце с той, что сердцу всех милей.

Чтоб отдать Творцу свой долг сполна,

Ухожу в поход, скрывая боль.

Срам тому, чья вера не сильна,

Бог не станет грех прощать такой.

Так вперед, и знать, и люд простой,

Все в Сирию, где льется кровь рекой.

Дорога в рай. Путь доблести и чести.

В конце пути – свиданье с госпожой.

Боже, как мы были нерадивы,

Но теперь проявим наше рвенье,

Смоем грех с себя мы нечестивый,

Что во всяком будит отвращенье.

Поруганье требует отмщенья.

Всех, кто посмел святыню оскорблять,

Мы смерти предадим без сожаленья,

И будет подвиг сей жизнь нашу озарять.

Тот, кто доблести избрал дорогу,

Смерть благую радостно встречает,

Если жизнь свою дает он Богу,

Царствие на небе получает,

Смерть его спасение венчает!

Воскреснет он средь райского сада,

А если живой домой возвратится,