Пуритане(ил. Б.Пашкова) - Вальтер Скотт (1816)

– Сохрани Боже, – прервала мисс Эдит Дженни, – сохрани Боже, чтобы наша юная леди валялась в ногах у солдата Тома и говорила с ним о спасении его души, – бедный мальчик и сам не знает, есть ли она у него, хотя порой и клянется ею; нет, этому не бывать, мисс Эдит, слышите, не бывать! Но будь что будет, я никогда не оставлю влюбленных без моей помощи; раз вам нужно встретиться с молодым Милнвудом, хотя я не думаю, что от этого будет прок, – ведь вашим сердцам только прибавится горечи, – я готова рискнуть и постараюсь улестить Тома; но вы должны дать мне полную волю и не проронить ни словечка; Хеллидей сторожит Милнвуда в восточном крыле нашего замка.

– Иди принеси мне плед, – приказала Эдит, – дай мне только повидаться с ним, и я найду средство избавить его от опасности. Поспеши, если не хочешь, чтобы я разлюбила тебя!

Дженни выбежала из комнаты и вскоре вернулась с пледом, в который мисс Эдит закуталась так, чтобы спрятать лицо и скрыть свой стройный девичий стан.

В конце семнадцатого и в начале следующего столетия носить плед описанным образом было в моде среди шотландских дам, и достопочтенные пастыри пресвитерианской церкви, опасаясь, что подобная мода может благоприятствовать любовным интригам, добились от Ассамблеи нескольких актов, осуждающих ношение пледа. Но мода, как обычно, не подчинилась велениям власти, и, пока плед не был предан забвению, женщины всех сословий продолжали при случае прибегать к его помощи, пользуясь им как мантильей или вуалью[23]. Итак, закутавшись в плед и скрыв в его складках лицо, Эдит, опираясь на руку своей преданной горничной, торопливыми и нетвердыми шагами направилась к месту заключения Мортона.

Это была тесная комнатка в одной из замковых башен, выходившая в просторную галерею, по которой взад и вперед шагал часовой: сержант Босуэл, щепетильно соблюдая данное слово, а может быть, и испытывая некоторое сочувствие к пленнику, в котором его подкупали молодость и благородное поведение, не пожелал оскорбить его, поместив с ним вместе солдата. Итак, Хеллидей с карабином в руках прохаживался по галерее, утешаясь время от времени глотком эля из огромного кувшина, стоявшего на столе в одном из углов галереи, и мурлыча в промежутках шотландскую любовную песенку:

Из Джонстона путь наш в веселый Данди…

Красотка моя, за меня выходи!

Дженни Деннисон вторично предупредила свою госпожу, чтобы та предоставила ей свободу действий.

– Я знаю, как нужно общаться с солдатом, – сказала она, – он парень грубый, но я знаю его хорошо; а вы – ни слова, ни одного слова.

Руководствуясь своими особыми соображениями, она отворила дверь в галерею как раз в тот момент, когда часовой повернулся спиною ко входу, и, подхватив песенку, которую тот мурлыкал, кокетливо, тоном грубоватой, но в то же время беззлобной насмешки, пропела:

Солдатской женою негоже мне стать, –

Друзья огорчатся, рассердится мать;

А лэрд или лорд подошли б для меня!

Твоею женою не сделаюсь я!

– Недурной вызов, ей-ей, черт подери! – вскричал часовой, круто повернувшись кругом. – И еще от двоих разом! Да не так-то легко отхлестать солдата его собственным поясом! – И он запел, продолжая с того места, на котором остановилась девушка:

Придется, красотка, меня полюбить

И ужин и ложе со мной разделить,

Под бой барабанов мы пустимся в путь,

Моею женою, красавица, будь.

Поди ко мне, милочка, и поцелуй меня за мою песенку.

– И не подумаю, мистер Хеллидей, – ответила Дженни, выражая тоном и взглядом нужную степень негодования, – и вам больше меня не видать, пока вы не научитесь вежливости. Я пришла сюда со своею приятельницей совсем не за тем, чтобы выслушивать такой вздор, вам должно быть стыдно за себя, да, да, стыдитесь!

– Гм! А за каким вздором, мисс Деннисон, вы сюда пришли в таком случае?