Гед резко вскочил на ноги, сделал всего лишь один шаг, и пелена как бы спала у него с глаз: за углом у самого окна стоял и, слегка улыбаясь, внимательно слушал их лорд Бендереск.

Все стало на свои места. Гед посмотрел на Серрет, все еще сидевшую на подоконнике.

– Тьму побеждает свет, – заикаясь, сказал он, – только свет!..

И, сказав это, он ясно увидел, будто слова эти и были тем светом, что разогнал мрак в его душе, как на самом деле его завлекли, заманили в этот замок, как использовали его страх, заставляя плыть на север, и как эти люди, добившись своего, держали бы его в своих руках. Да, конечно, благодаря им он спасся от Тени, но только потому, что они не желали отдавать его ей, пока он не стал рабом Камня. Но едва лишь это свершилось бы, они тотчас впустили бы Тень в замок: ведь оборотень – куда лучший раб, чем живой человек. Единожды дотронувшись до Камня или заговорив с ним, он безвозвратно пропал бы. И все же Тень не смогла тогда захватить его целиком, и даже Камень этого не сумел – во всяком случае, пока. Он ведь тогда, в подземелье, почти поддался его могуществу. Почти. Но внутреннего согласия не дал. А злу почти невозможно овладеть непокорной, не поддающейся ему человеческой душой.

Он стоял между этими людьми, которые поддались воле Камня, которые согласились, предались ему, и смотрел то на одного, то на другого. Бендереск подошел ближе.

– Я же говорил тебе, – сухо начал он, – что этот человек ускользнет прямо у тебя из рук, Серрет. Колдуны с твоего Гонта – далеко не такие дураки. Зато сама ты вела себя глупо, женщина, хотя ты и с Гонта: рассчитывая обмануть одновременно и его, и меня, пытаясь нас обоих заворожить своей красотой и использовать Терренон в собственных целях, ты просчиталась. Я – хозяин Камня, один лишь я! И вот что сделаю я с неверною женою: Екаврое аи ёльвантар…

Это было Заклятие Превращений, и длинные руки Бендереска уже поднялись, чтобы в мгновение ока женщина, в ужасе закрывшая руками лицо, стала отвратительной тварью – свиньей, собакой или безумной уродливой каргой. Но Гед шагнул вперед и ударил по воздетым рукам лорда, произнеся одно лишь слово. И хотя волшебного посоха у него больше не было, да и находился он в чужой стране, в обители зла и темных сил, все же воля его оказалась сильнее. Бендереск застыл как изваяние; его затуманенный, исполненный ненависти взгляд уперся в Серрет.

– Скорей, – проговорила та дрожащим голосом. – Скорей, Ястреб, бежим отсюда, пока он не вызвал слуг Камня!..

И тут словно эхо разнеслось по всей башне, по каменным плитам пола, по стенам – странный сухой, дрожащий шепот. Казалось, заговорила сама земля.

Схватив Геда за руку, Серрет повлекла его за собой по коридорам и залам, вниз по длинной винтовой лестнице. Они выбежали во двор замка, где все еще не угас последний голубоватый луч дневного света над грязным, затоптанным снегом. Трое суровых слуг преградили им путь, словно подозревая, что Гед и Серрет совершили преступление против хозяина замка.

– Становится темно, хозяйка, – сказал один, а другой прибавил: – Сейчас вы все равно выехать не сможете.

– Прочь с дороги, мразь! – крикнула Серрет и что-то прибавила на шипящем диалекте Осскила.

Слуги отшатнулись, потом, скрючившись, повалились наземь, извиваясь от боли. Один из них громко стонал и кричал.

– Мы должны выйти через ворота, другого выхода отсюда нет. Ты видишь их? Ты можешь найти их, Ястреб?

Она тянула его за руку, но он все же медлил:

– Что за заклятие ты применила против них?

– Я пустила им в кости расплавленного свинца; они умрут. Скорей, говорю тебе, иначе он освободит слуг Камня, а я не могу сама найти ворота – на них страшные чары! Скорей!