Вирус «Reamde» - Нил Стивенсон (2011)

Со слов Уоллеса Зула представляла Соколова восьмифутовым великаном с бензопилой, но теперь почти не сомневалась, что тот пришел вообще без оружия. Этот худой жилистый человек больше напоминал баскетболиста-красноармейца, возраст его определялся с трудом – примерно за сорок. У него были рыжеватые с проседью волосы, которые, казалось, как сбрили полгода назад, так с тех пор и не трогали. Он пару дней не брился, но щетина у него росла лишь на подбородке. У Соколова были большие нос и кадык, а неопределенный цвет глаз зависел от того, на что они обращались. На Зулу будто сквозь зеркальное стекло безразлично посмотрели глаза голубого оттенка, на Питера – тоже. Соколов убедился, что в туалете никого нет. Потом проверил в шкафах. Потом под диванами и под кроватями. Потом обнаружил дверь в соседнее помещение, где Питер делал ремонт, исчез там ненадолго, а когда вышел, что-то сказал по-русски.

Видимо, слово означало «чисто» – из лестничного проема возник человек в смокинге, а за ним второй – в футболке и с рулоном полиэтилена. Первый бегло оглядел помещение, особо внимательно – пустой зал, отдал приказ, и помощник ушел обратно вниз.

У Иванова были светлые глаза. Темные волосы, казавшиеся еще темнее от помады, которой он зализывал их назад, открывали мощный круглый лоб. Бледное лицо румянилось от холода. Поверх смокинга на плечах висело черное пальто, отлично подогнанное по фигуре, мягко говоря, коренастой. Однако двигался Иванов проворно; Зула представила, как тот раскидывает соперников на хоккейной площадке, – вероятно, в юности он проделывал такое не раз, чем наверняка до сих пор гордился. В отличие от Соколова на Зулу с Питером Иванов обратил куда больше внимания, а Уоллеса почти не заметил, будто полагая, что тот теперь годен лишь в качестве подставки для спикерфона. Он взглянул на Питера, покачал головой, а подойдя к Зуле, засуетился. Зачем он здесь, какого рода дела явился улаживать – все это не имело никакого значения. К женщинам следовало относиться совершенно иначе. Присутствие одной лишь девушки меняло все. Иванов поцеловал ей ручку, принес извинения за неудобства, несколько раз спросил, не зябко ли «прекрасной африканке» и не желает ли она горячего кофе. Все это проделывалось под многозначительные взгляды в сторону Питера, чьи манеры не шли с его ни в какое сравнение.

Снизу вернулся первый помощник все с той же коробкой полиэтилена, а за ним второй – со строительным степлером. Они встали в лестничном проеме, посмотрели на Иванова – тот мотнул головой в сторону пустого зала – и отправились куда велено, закрыв за собой дверь. Соколов с интересом наблюдал.

Наконец все устроились: Уоллес, Питер и Зула – на диване, напротив них в самом большом кресле – Иванов, за ним, сложив руки за спину, то стоял, то бесшумно расхаживал и поглядывал в окна Соколов.

– Я не понимаю, – начал Иванов. – Вы пишете, у вас посреди Британской Колумбии сломалась машина. При этом с ней все в порядке, а вы, оказывается, в Сиэтле у Питера – у человека, с которым я, к сожалению, не знаком.

Уоллес раскрыл рот, откашлялся и только со второй попытки сумел произнести:

– Сэр, я солгал, так как знал, что не смогу предоставить номера кредитных карт в обещанные сроки. Я предполагал задержку на пару часов и надеялся, что вы не станете возражать.

Иванов поддернул рукав, явив самые громадные часы из всех, какие когда-либо видела Зула.

– Пара – это сколько? Мой английский иногда меня подводит.

– Задержка вышла дольше, чем я ожидал.

– И какова ее причина? Может, нас развел Питер?

Питер вздрогнул. Иванов извинился перед Зулой.

Уже какое-то время из соседнего помещения доносились редкие невнятные звуки, но теперь все расслышали «вжж» раскатываемого рулона, а затем отчетливое клацанье строительного степлера. Иванов заметил, что Питер и Зула отвлеклись, но понял их мысли неверно.