Последнее слово техники - Иэн Бэнкс (1990, 1991)

Летательные аппараты и наземные транспортные средства устремлялись прочь от старой электростанции. Важные персоны уже убыли. В зале оставались еще несколько человек, но Сма им была не нужна. Она чувствовала себя усталой и секретировала немного энергетина, чтобы поднять настроение.

Стоя на балконе с южной стороны апартаментов, устроенных в бывшем административном корпусе станции, она смотрела вниз, на долину и линию задних фонарей машин, вытянувшуюся вдоль Приречного шоссе. Над головой просвистел летательный аппарат, заложил вираж и исчез за изгибом высокой старой дамбы. Сма проводила его взглядом, потом повернулась к дверям пентхауса, сняла свой узкий пиджак для официальных приемов и набросила себе на плечо.

Далеко внутри роскошных апартаментов, под висячим садом, играла музыка. Но Сма направилась в кабинет, где ее ждал Скаффен-Амтискав.

Сканирование информации для последующей передачи информации дублерше заняло всего несколько минут. Сма, как обычно, чувствовала себя не в своей тарелке, но это быстро прошло. Она сбросила туфли и зашлепала по темным коридорам, устланным мягкими коврами, – туда, где играла музыка.

Релстох Суссепин поднялся со стула, все еще держа в руке чуть посверкивающий стакан с ночецветом. Сма остановилась в дверях.

– Спасибо, что остались, – сказала она, бросая пиджак на диван.

– Не за что. – Он поднес к губам стакан со сверкающей жидкостью, но потом, казалось, передумал и взял его в обе руки. – Чего… э-э… вы хотели… чего-то конкретного?…

Сма печально улыбнулась и оперлась на подлокотники большого вращающегося кресла, за спинкой которого стояла. Затем, опустив взгляд на широкое кожаное сиденье, она сказала:

– Возможно, я льщу себе. Но если не бродить вокруг да около… – Она смерила его взглядом. – Как вы смотрите на то, чтобы потрахаться?

Релстох Суссепин замер на несколько секунд, потом поднес стакан к губам, сделал большой неторопливый глоток и медленно поставил его.

– Да, – сказал он. – Да, я захотел этого… сразу же.

– У нас есть только эта ночь, – объяснила Сма, поднимая руку. – Только эта. Мне трудно объяснить, но я буду страшно занята, начиная с завтрашнего дня… где-то полгода. Буду занята сразу в двух местах, понимаете?

Суссепин пожал плечами:

– Конечно. Как скажете.

Сма расслабилась, на ее лице появилась неторопливая улыбка. Она развернула кресло и сбросила браслет с руки на сиденье, потом медленно расстегнула верхние пуговицы на платье и осталась стоять так.

Суссепин допил стакан, поставил на полку и подошел к ней.

– Свет, – прошептала она.

Свет начал медленно тускнеть и наконец погас совсем. Теперь в комнате не было ничего ярче тусклого сверкания капель в стакане Суссепина.

XIII

– Просыпайся.

Он открыл глаза.

Темно. Он выпрямился под одеялом, недоумевая, кто это заговорил с ним. Никто не говорил с ним таким тоном; по крайней мере, никогда с тех пор. Полусонный, внезапно разбуженный – видимо, посреди ночи, – он расслышал в этом тоне нечто такое, чего не слышал два, а то и три десятилетия. Дерзость. Недостаток почтения.

Он высунул голову из-под балдахина и оглядел теплую комнату, освещенную единственным светильником: кто смеет говорить с ним таким тоном? Длившийся мгновение страх – неужели кто-то смог проникнуть сюда, минуя охрану и систему безопасности? – сменился яростным желанием увидеть того, у кого хватило наглости так говорить с ним.