Каин. Образы зла - Леопольд Зонди (1969)

«И сказал Господь Каину: „Где Авель, брат твой?“ Покаяния в грехе ждал Господь, хотел, чтобы ответил Каин так: „Господин всего мира! Все скрытое ты знаешь как явное, убил я его, совершил тяжкий грех“. И думал Господь, что простит его после этого. Но ответ Каина на вопрос Господа „Где Авель, брат твой?“ был совсем другим. Подумал в душе он, что Господь скрыт там, за облаками, и потому не видит, что делает дитя человеческое. И прибег он ко лжи, отвечая Господу: „Не знаю; разве ж я сторож брату моему?“ И видит Господь, что Каин отвечает ему ложью, и прервал он его ответ, и сказал ему, что голос крови брата его вопиет к Нему от земли, что будет справедливость, и он взыщет в будущем с него за кровь Авеля, и будет взыскивать всегда за нее с его семени. И сказал Господь Каину: „Будешь проклят ты от земли, когда ты станешь возделывать землю, не будет она более давать тебе силы своей, ты будешь изгнанником и скитальцем на земле“. И сказал Каин Господу: „Наказание мое больше, нежели снести можно. Ты сгоняешь меня с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь и буду изгнанником и скитальцем на земле; и всякий, кто встретится со мною, убьет меня. Ведь уже все твои творения знают, что я виновен в смерти“.

И сказал Господь ему: „Я сделаю так, чтобы смерть Авеля не сейчас с тебя спросилась. Я буду ждать, пока не появится твое седьмое поколение. И пометил Господь Каина, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его, и сделал знамение, чтобы знал всякий, что проклят Каин до седьмого колена“» [28].

Таким образом Каин оказался в состоянии «условно осужденного» своим судьей, Господом. Господь пометил Каина тем, что у того на лбу появился рог. Скитался по стране он с утра и до ночи, до конца дней своих. Предание отмечает также: «И так скитались все те, кто, убивая других, бежали в вольный город, лежащий в восточных землях Израиля» [28].

Предание о братоубийстве в Агаде, а также в раввинской, христианской и мусульманской интерпретации, в изложенном чуть выше обсуждении мотивов братоубийства имеет для судьбоаналитической психологии особое значение по двум основаниям.

Во-первых, потому, что эти предания и комментарии к ним вскрывают ту потребность, которая есть в каждом из нас и которая, пусть лишь иногда, проявляется в нас, и именно как способность на братоубийство. Да если бы этой древней способности в нас не было, разве было бы возможным такое, чтобы история человечества представляла собой историю нескончаемых войн, завоеваний и гибели целых народов?

Во-вторых, в преданиях о Каине и Авеле церковь пытается найти естественное основание для этики. Она всячески идеализирует Авеля, пороча при этом Каина. Авель является для церкви символом праведности, справедливости, добродетели, богобоязненности, нравственности, прообразом «добра». В противоположность этому, Каин для церкви представляет собой неправедность, безбожие, склонность к пороку, склонность к убийству, это тот, кто ищет во всем выгоду и стремится к обладанию. Каин, в целом, рассматривается церковью как абсолютно безнравственный символ «зла».

Однако следует отметить, что раввинская Агада вовсе не идеализирует Авеля, выставляя его не прообразом нравственности, а, скорее, нравственно индифферентным, не имеющим особого значения. То же можно сказать и о Каине: в отличие от христианских комментариев, он не выставляется в качестве убийцы-злодея, а его поступок квалифицируется, скорее, просто как выход за границу дозволенного. В ней говорится: «Каин швырнул значительно более сильного Авеля на землю, угрожая ему смертью; тот взмолил его о пощаде, и он его отпустил».

Впервые идеализация Авеля появилась в комментариях иудаистского неоплатоника из Фив в первом столетии новой эры и у историка того же столетия Иосифа Флавия [27b]. «Позже, традиция приукрашивать Авеля, благодаря работам исламских авторов, проникла из исламских традиций и в иудейские круги. Так иудейские взгляды окружной дорогой, через ислам, вернулись назад в иудейские тексты» [27с].