Смерть отца - Наоми Френкель (1962)

– А-а, значит, мы коллеги по профессии, – протягивает ей руку Филипп, – я юрист. – И после долгой паузы. – Вы часто бываете в доме Леви?

– Да, часто. Инга моя подруга. Мы с ней подружились на уроках гимнастики. Дом Леви был почти рядом с нашим домом. Я не из Берлина.

– Как это здорово, Кристина, что вы любите спорт, – говорит Филипп с непонятным облегчением, и оба закатываются смехом.

– Вы – человек веселый, – говорит Кристина.

– Не всегда. Но сегодня у меня хорошее настроение, – говорит Филипп.

– Смотрите, – краска возвращается ей на лицо, – остались только мы вдвоем, давайте догоним всех, – она старается высвободить свою руку из его руки.

– Пожалуйста, – говорит Филипп, но руку ее не отпускает.

И так, рука в руке, молча, торопятся они по тропинке сада, пока не видят всю праздничную компанию. Последними идут Гейнц и «вечный банкрот».

– Ты, естественно, не знаешь новости, взбудоражившей деловой мир, а, Гейнц? – находит момент его собеседник, чтобы выполнить то, о чем просил его дед.

– Нет, – коротко обрывает его Гейнц, – не знаю и знать не хочу.

– Тебе стоит знать эту новость, Гейнц, – поправляет «вечный банкрот» очки, – не думай, что ты все знаешь и умнее всех. Тебе все же стоит получать дельные советы от человека, разбирающегося в больших делах.

– Так? Речь о больших делах? – выражает удивление Гейнц. Не очень-то он любит новые дела деда и его агента.

– Большие дела, без сомнения, – упрямится собеседник.

– Гммм… Ну, ну, послушаем и увидим.

– Ага! – радостно выкрикивает «вечный банкрот». – Ты не знаешь, естественно, того, что известно мне: Габриель Штерн продает семейные акции.

– Что это означает? – удивляется Гейнц.

– Это означает, что Габриель Штерн отстраняется от дел своей фирмы.

– Откуда тебе это известно? – с явным подозрением смотрит на человечка Гейнц. – На бирже, что ли, узнал?

– На бирже, на бирже! – в голосе человечка явная травма от такого грубого незнания Гейнца. – Да разве акции такого гигантского предприятия будут продаваться на бирже? Их продают через банки, и это – тайна из тайн.

– Тайна из тайн, а тебе вот известна, – смеется Гейнц.

– Еще как известна. Мой родственник, вернее, двоюродный брат мужа сестры моей жены, работает в одном из банков, и не просто сидит у окошка кассы, а кое-что повыше. Он – родственник жены Габриеля Штерна, которая, и ты об этом тоже не знаешь, дочь простолюдинов. Точнее, дочь привратника отцовской конторы. По этому поводу когда-то разразился большой скандал. И нечему тут удивляться. Этот Габриэль шествует по жизни от скандала к скандалу, и один из них – то, что он женился на дочери привратника. Тебе неизвестно то, о чем шепчутся по углам. Короче, что отец Габриеля не… в общем, мать его в молодости…

– Господи! – сердится Гейнц. – Что за пустая болтовня? Ты действительно полагаешь, что сказанное двоюродным братом мужа сестры твоей жены меня интересует?

– Ах, – роняет «вечный банкрот» голосом оскорбленного человека, – эти молодые считают себя умнее всех. Ты имеешь право верить или не верить. Мне известно то, что мне известно. Акции он продает. Это факт.

– Но почему? Что за причина продавать акции одного из самых процветающих предприятий?

– Процветающих, – подтверждает «вечный банкрот», – весьма процветающих. Но человек он странный.

– Может, он болен?

– Болен? Я сегодня уже спрашивал Филиппа о его здоровье. Доктор говорит, что у него отличное здоровье. Нет. В общем-то, ты ведь не знаешь, о чем шепчутся по углам.

– Филипп, – удивляется Гейнц, – что знает Филипп о Габриеле Штерне?

– А-ха. Вот о чем я и говорил: ты не умнее всех и не знаешь всего. Тебе не известно то, что известно мне: Филипп и Габриель вместе создают комитеты сионистов.

– И что сказал Филипп? – иссякает терпение Гейнца. – Может, прекратишь эту болтовню?