Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь - Рафаэль Сабатини (1932, 1939)

– А теперь поговорим о вещах более созвучных вашим чувствам. У нас мало времени. Визит императора – это почти сигнал к отплытию. Через неделю или около того мы выйдем в море. И встает вопрос о вашем бракосочетании. Вам, понятное дело, не терпится. – И он улыбнулся им с высоты своего роста, дружелюбный сват-великан.

Просперо в замешательстве перевел взгляд на море. Джанна робко посмотрела на него и отвернулась. Воцарилось молчание.

– Идемте же, – поторопил герцог. – Пора подумать об этом. У вас должно быть свое мнение.

– О, да-да, – резковато ответил Просперо. – Но ведь намечен поход.

– Будьте уверены, он состоится, и, следовательно, надо спешить. – Герцог смотрел на них, опершись спиной о мраморную балюстраду, окаймлявшую террасу. – Полагаю, это не вызывает у вас неприятных чувств?

– Поспешность ни к чему, – немедленно возразил Просперо. Чувствуя удушающее отвращение к себе, он лгал, ибо видел во лжи единственный путь к спасению. – Пусть мое счастье не будет слишком скороспелым или быстротечным. Ведь впереди – поход.

– Вы уже говорили об этом. Что с того?

– Он чреват опасностью. – То была уловка, заранее заготовленная Просперо на случай, если бы его стали понуждать жениться немедленно. То, что он был вынужден пустить ее в ход, дабы отсрочить брак с Джанной, оказалось жестокой местью судьбы за этот отнюдь не добровольный обман. Будто подстрекаемый дьяволом, он продолжал: – А что, если я не вернусь? Жениться на вашей племяннице при наличии такой вероятности было бы несправедливо по отношению к ней, синьор.

Положив ладонь на руку Просперо, Джанна легко сказала:

– Не стоит принимать это во внимание. Я предпочла бы жить на этом свете как ваша вдова, а не как жена какого-нибудь другого человека.

Простодушие и прямота, прозвучавшие в ее речи, свидетельствовали одновременно и о силе духа этой женщины, и об утонченности ее души.

– Дорогая Джанна, ни один мужчина не достоин тех слов, которые вы сейчас произнесли.

Хотя бы в этом признании Просперо наконец-то оказался искренен.

– А что, если такой мужчина существует?

– Поймав вас на слове, я доказал бы, что не могу быть этим человеком.

– Лишь в том случае, если я сама не хотела бы оказаться пойманной.

– Даже и тогда. Я должен защищать вас от вас самой. – Поскольку эти слова звучали так благородно и возвышенно, он возненавидел себя пуще прежнего, оттого что произнес их.

– Ну и как теперь быть? – проворчал Дориа, переводя взгляд с Просперо на Джанну и обратно.

Женщина вздохнула и улыбнулась.

– Будет так, как хочет Просперо. Я не желаю перечить его решениям, если он убежден в их правильности.

При этих словах Просперо испытал боль сродни той, какую причиняет проворачивающееся в ране лезвие меча. Герцог, однако, не собирался уступать.

– Решения не становятся правильными, моя дорогая, лишь потому, что таковыми их считает Просперо. Я дал обществу понять, что свадьба состоится немедленно. Я полагаю, Просперо, что вам надлежит еще и похвалить мою племянницу за нетерпение.

– С тем большим восхищением я отношусь к ее сдержанности, – возразил Просперо, испытывая душевную муку из-за собственного лицемерия. – Пусть надежда на этот брак вдохновляет меня на высокие поступки, достойные награды. Поверьте мне, синьор, она сделает меня лучшим воином в этом походе.

Герцог вновь недовольно взглянул сперва на Просперо, а потом на Джанну, задумчиво погладил ладонью длинную бороду.

– Клянусь честью, рохли вы, а не влюбленные, – с неодобрением сказал он. – Но будь по-вашему, раз уж вы решили. Хотя, черт меня побери, если я понимаю, откуда такая холодность в юной крови?

К невыразимому облегчению Просперо, препирательства закончились. Но это никоим образом не означало, что настал и конец всем треволнениям, созданным им самим.