После, долго и счастливо - Тодд Анна (2015)

Больше не могу сдерживать слезы. Ужасно унизительно, что Хардин и все остальные видят меня в слезах. Второй раз.

– Ты всегда плачешь на вечеринках?

– Видимо, когда ты на них присутствуешь. А поскольку на других я не была…

Снова иду к двери и открываю ее.

– Тереза, – говорит он настолько мягко, что я почти не слышу.

Его лицо расплывается. Комната снова начинает плясать, и я хватаюсь за полку рядом с дверью.

– Все в порядке? – спрашивает он.

Я киваю, хотя меня начинает тошнить.

– Может, присядешь на пару минут? А потом дойдешь до остановки.

– Я думала, никому нельзя находиться в твоей комнате, – говорю я и сажусь на пол.

Я икаю, и он немедленно предупреждает:

– Если собираешься блевать в моей комнате…

– Наверное, мне просто нужно попить воды – говорю я, пытаясь подняться.

– Возьми, – говорит он и кладет мне руку на плечо, не давая встать.

Передо мной – красная кружка.

Я морщусь и отталкиваю ее.

– Я сказала воды, а не пива.

– Это вода. Я не пью.

Из меня вырывается что-то между вздохом и смехом. Не может быть, чтобы Хардин не пил!

– Смешно. Ты же не собираешься сидеть тут и со мной нянчиться?

Мне просто хочется остаться в одиночестве. Опьянение отступает, и мне стыдно за то, что наорала на Хардина.

– Ты делаешь меня хуже, – не совсем осознанно бормочу я.

– Это плохо, – говорит он серьезно. – Да, я собираюсь сидеть тут и нянчиться. Ты пьяна впервые в жизни, а кроме того, у тебя есть привычка брать мои вещи в мое отсутствие.

Он садится на кровать, подогнув ноги. Я встаю и беру кружку с водой. Делаю большой глоток, чувствую привкус мяты на ободке и не могу не гадать, каковы губы Хардина на вкус. Но когда вода в желудке смешивается с алкоголем, мне становится не до этого.

«Господи, никогда больше не буду пить!» – обещаю себе, сидя на полу.

Через несколько минут Хардин снова начинает:

– Можно, я задам тебе вопрос?

По выражению его лица понимаю, что лучше сказать «нет», но комната продолжает качаться. Думаю, что, может, смогу быстрее протрезветь во время общения, поэтому отвечаю:

– Конечно.

– Что ты собираешься делать после колледжа?

Я удивленно гляжу на Хардина. Это последнее, что я ожидала сейчас от него услышать. Думала, он наверняка задаст вопрос вроде «Почему ты девственница?» или «Почему ты не пьешь?».

– Ну, я хотела бы стать писателем или издателем.

Видимо, не стоит с ним откровенничать; скорее всего, он снова решил надо мной поиздеваться. Но он не отвечает, и я, набравшись духу, спрашиваю о том же. В ответ Хардин смотрит на меня и молчит.

– Это твои книги? – спрашиваю я, не надеясь на ответ.

– Да, – бормочет он.

– Какая твоя любимая?

– У меня нет любимых

Я вздыхаю и тереблю маленькую затяжку на джинсах.

– Господин Роджерс в курсе, что ты сегодня снова на вечеринке?

– Господин Роджерс? – Я недоуменно оглядываюсь.

– Твой парень. Самый большой кретин, которого я видел.

– Не говори так о нем! Он… он… замечательный, – я заикаюсь.

Хардин смеется, и я вскакиваю. Он же вообще не знает Ноя!

– Тебе остается только мечтать быть таким хорошим, как он, – резко говорю я.

– Хорошим? Это первое, что тебе приходит в голову, когда ты говоришь о своем парне? «Хороший» в данном случае хорошо заменяется словом «скучный».

– Ты его не знаешь.

– Я знаю только, что он скучный. Это видно по его туфлям и кардигану.

Хардин запрокидывает в смехе голову, и я не могу не замечать ямочки на его щеках.

– Он не носит туфли, – говорю я, стараясь не засмеяться следом.

Я хватаю кружку и пью еще.

– Ну, вы же встречались два года и не трахались. Да он просто святоша.

Я фыркаю водой в кружку.

– Что ты сказал? – Без всей этой чуши, что он наговорил, я прекрасно могла бы обойтись.

– Что слышала, Тереза.