Иные песни - Яцек Дукай (2003)

– Не стану изображать блудного отца, – сказал он. – Я не знаю вас, вы не знаете меня. Не представляю, что ваша мать натворила в Бресле, чтоб ей так внезапно пришлось отсылать вас через половину Европы к бывшему мужу. Которому, как она говаривала, и пса бы не доверила. Но это неважно. Вы – мои дети. И я стану о вас заботиться настолько хорошо, насколько сумею. Конечно, можете здесь поселиться. Возможно, даже подружимся… Хотя скорее нет, верно, Авель?

Авель уткнулся взглядом в пол.

– Э-э-э…

– Вот именно. – Господин Бербелек теперь повернулся к дочери, которая все еще глядела на него широко открытыми глазами. – Сколько вещей вы с собой привезли?

– Два дорожных кофра, остальное едет морем, – оттараторила она на одном дыхании, словно загипнотизированная.

– Какой корабль?

– «Окуста». Кажется.

– Проверю, когда он прибывает, а тем временем, полагаю, вам что-нибудь нужно будет купить. Насчет денег не волнуйтесь, тут ничего не изменится, я и так вас содержал. Но этого вам мать наверняка не говорила.

– Нет, – тут же рявкнул Авель, – говорила.

Господин Бербелек кивнул.

– Тогда это ей зачтется. Простите мне тот яд, которым я время от времени в нее плюю: просто накопилось. Очевидно, на самом деле это я свинья, а она права. Кажется, она была хорошей матерью, верно?

Алитэ отвернулась, падая на сермовое покрывало. Черные волосы заслонили лицо, но не скрыли звуков внезапного рыдания.

– Сказала, что вернется! Вернется! Она жива!

Авель встал между сестрой и отцом.

– Лучше будет, если вы уйдете.

Господин Бербелек ушел.

Сходя на кухню, он вновь приложил палец к артерии. Дыхание его было еще медленнее, чем мысли, он едва мог набрать воздух в грудь. Не о чем было переживать. А разум всегда должен властвовать над сердцем, морфа – над гиле.

На кухне он велел Терезе и Агне накрыть ужин на троих в большой столовой на первом этаже. Сошел туда, выкупавшись и переодевшись, связав на затылке мокрые еще волосы; надел на палец старый перстень Саранчи. Поглядел в зеркало: господин Бербелек изысканный.

Ни Авель, ни Алитэ к ужину не спустились. Господин Бербелек ел в одиночестве. Пирокийные огни отбрасывали на стены и мебель неподвижные медовые тени. Всякое соприкосновение столовых приборов рождало глухой стук. Он вслушивался, грызя мясо и жуя овощи, в звуки, доносившиеся из собственного рта. Они тоже казались оглушительными, некий влажный рокот пробегал по челюсти до ушей и виска – приходилось чуть ли не прикрывать глаза. Он не был голоден – после обильного-то обеда, сервированного Скелли; но ел, есть надлежало. Пока тело подчинялось ритуалу, мысли плыли свободно. Пора заняться делами. Ихмет все же согласился хотя бы найти для НИБ приличных нимродов на постоянные контракты. Эстлос Ньютэ, понятное дело, хотел отписать Зайдару комиссионные агента, но Иероним отговорил его; Кристофф и вправду не имел чутья ни на грош. Тем не менее, если перс не найдет этих заместителей быстро, в Воденбурге его ничто не удержит. А найти хорошего нимрода возможно только одним способом: перекупить его у конкурентов. А значит, Иерониму не следует спускать с Зайдара глаз – нужно двигаться, брать на себя обязательства, становиться перед необходимостью, делать, что надлежит, деньги, деньги – а потому завтра сразу с утра он отправится в Дом Скелли, где «Ньютэ, Икита тэ Бербелек» оплачивают Ихмету комнату…

Господин Бербелек прошел в библиотеку. Зажег от свечи махорник, рухнул в угловое кресло. Тереза заглянула в приоткрытые двери, как всегда перед уходом на отдых, спросив, не желает ли чего эстлос, может, черного чи, – но нет, поблагодарил ее господин Бербелек. Дом погрузился в тишину. Порой из-за окон доносился перестук копыт, когда темной улицей проезжали ночные дрожки; порой – человеческий голос.

– Могу войти?

Господин Бербелек чуть не выронил махорник.

– Прошу.