Распутник - Маклейн Сара (2013)

Он застыл, услышав это имя, но Пенелопа не дала себе труда задуматься почему.

Она прижала ладонь к его холодной щеке (жест, которому она потом сильно изумлялась) и засмеялась. Густо падавший снег приглушил ее смех.

— Это ты, правда?

Он убрал ее руку от своего лица. Перчаток на нем не было, но руки все равно оставались такими теплыми.

И совсем не липкими.

Прежде чем Пенелопа успела остановить его, он подтянул ее к себе и откинул назад капюшон плаща, подставив ее лицо снегу и свету. Его взгляд долго блуждал по ее лицу, и она забыла, что чувствует себя неловко.

— Ты выросла.

Пенелопа не удержалась и засмеялась снова, разглядывая его. Когда они виделись в последний раз, он был на несколько дюймов выше ее, долговязым мальчишкой с руками и ногами, слишком длинными для его тела. Но теперь все не так. Этот Майкл был мужчиной, высоким и худощавым.

И очень, очень привлекательным.

Пенелопа все еще не могла поверить, что это он.

— Майкл!

Он прямо посмотрел ей в глаза, и ее охватило удовольствие, словно взгляд был физическим прикосновением.

— Почему ты болтаешься в темноте, глубокой ночью, в этой глухомани? — строго спросил ее старый друг.

— Никакая это не глухомань! Мы всего-то в полумиле от каждого из наших домов.

— Ты могла наткнуться на разбойника с большой дороги, или на грабителя, или похитителя людей, или...

— Пирата. Или медведя. Я уже перебрала все возможные варианты.

Тот Майкл, которого она знавала когда-то, сейчас непременно улыбнулся бы. Этот не улыбался.

— В Суррее нет никаких медведей.

— Пожалуй, пираты тоже оказались бы сюрпризом, тебе не кажется?

Ответом было молчание. А ведь она попыталась разбудить прежнего Майкла! Выманить его наружу.

— Я предпочту старого друга любому пирату или медведю, Майкл.

Он переступил с ноги на ногу, снег заскрипел. В голосе послышалась сталь:

— Борн.

— Прошу прошения?

— Называй меня Борн.

Пенелопу охватило потрясенное замешательство. Да, он маркиз, но ей и в голову никогда не приходило, что он будет так твердо держаться за свой титул... в конце концов, они же друзья детства! Она кашлянула.

— Разумеется, лорд Борн.

— Не титул. Просто имя. Борн.

Пенелопа подавила растерянность.

— Борн?

Он едва заметно кивнул.

— Спрашиваю еще раз. Что ты тут делаешь?

Ей даже в голову не пришло, что можно не ответить.

— Увидела твой фонарь и пришла посмотреть, что происходит.

— Ты пришла глухой ночью, чтобы проверить, что за странный фонарь горит в лесу у дома, необитаемого вот уже шестнадцать лет?

— Он необитаем всего девять лет.

— Не помню, чтобы раньше ты была такой отчаянной.

— Значит, ты вообще плохо меня помнишь. Я всегда считалась несносным ребенком.

— Ничего подобного. Ты была очень серьезной.

Пенелопа улыбнулась:

— Значит, все-таки помнишь. А ты обычно старался меня рассмешить. Я просто пытаюсь отплатить тебе такой же любезностью. Получилось?

— Нет.

Она выше подняла фонарь, и он позволил ей осветить свое лицо теплым золотистым светом. Он очень возмужал, врос в свои длинные конечности и угловатое лицо. Пенелопа всегда считала, что он будет очень привлекательным, но он стал не просто привлекательным... а почти красивым.

Но вряд ли виновата темнота, затаившаяся у его лица, несмотря на свет фонаря, — что-то опасное виделось ей в его челюсти, в напряженном лбе, в глазах, словно навсегда забывших о радости, в губах, кажется, утративших умение улыбаться. В детстве у него на щеке была ямочка, появлявшаяся так часто, и сам он то и дело затевал всякие приключения. Она всмотрелась в левую щеку, пытаясь найти ту предательскую ямочку, но так се и не обнаружила.