Присяжный - Эли Бертэ

Гортанс, младшая сестра, сильно отличалась от старшей. Насколько Марион была скромной в обращении, в одежде и во вкусах, настолько Гортанс была кокетливой и тщеславной. Она и не думала отказываться от надежды найти мужа и не пренебрегала ничем, что могло осуществить ее намерения.

Гортанс была хороша собой, к тому же ей исполнилось всего лишь двадцать четыре года. Что удивительного в том, что, обладая свежим и выразительным личиком, она надеялась выйти замуж? В магазинах на центральной улице городка Б*** часто появлялись модные наряды, иногда крайне эксцентричные, так что, как только у Гортанс появлялась обновка, которую ей хотелось бы продемонстрировать окружающим, она начинала приставать к брату с просьбой отвести ее в гости то к тем, то к другим, то на собрание, то в церковь. Юноша уступал ей с примерной снисходительностью. Хотя Гортанс была одной из первых провинциальных красавиц, жених так и не появлялся, и девушке часто приходилось испытывать минуты разочарования.

Впрочем, она не одна сетовала на судьбу: Марион, отказавшаяся от всяких мыслей о своем супружестве, мечтала о самых блистательных партиях для младшей сестры. Никто не казался ей прекраснее и пленительнее, все свое время она тратила на то, чтобы наряжать и баловать милую сестричку. Марион шила платья в двенадцать воланов, которые производили фурор в обществе, стирала и гладила воротнички, рукавчики и крахмальные юбки. Наряжать младшую сестру стало целью всех ее помыслов, как будто судьба всего семейства зависела от измятого воротничка или выцветшей ленты. Но порой, видя, что ее труды пропадают даром, она выходила из себя. Несмотря на неудачи, обе сестры не унывали, они были уверены, что рано или поздно женихи города Б*** обратят внимания на сокровище, обитавшее рядом с ними. Поэтому девицы Бьенасси с удвоенным усердием прибегали к мелко завитым буклям, к туго стянутым шнуровкам, к микроскопическим ботинкам – словом ко всему, что должно было привести к результату логичному, естественному и неминуемому.

Холодным серым октябрьским утром Марион и Гортанс накрывали стол для завтрака. Комната, в которой они хлопотали, служила в одно и то же время конторой и столовой. Деревянная перегородка с шелковой зеленой занавеской отделяла внутреннюю часть, где стоял обеденный стол с кучей книг и бумаг, от наружной части, предназначенной для посетителей. Марион, одетая с обычной небрежностью, сновала между конторой и смежной кухней, где слышалось шипение масла на сковороде. С растрепанными волосами, со старой пелериной, накинутой на плечи, и в юбке, из-под которой виднелись мешковато сидящие чулки, она выглядела ужасно, если бы не выражение кротости и доброты на ее лице. Гортанс, напротив, была тщательно причесана, обута и стянута в корсет, как будто уже в этот ранний час ждала визита будущего супруга. Возложенную на нее обязанность накрывать на стол она исполняла, едва прикасаясь кончиками пальцев к стаканам и тарелкам.

В одном из углов столовой за старинным бюро черного дерева сидел Сернен, первый и единственный служащий в конторе сборщика податей, холостяк лет сорока, на котором лежала ответственность за отчетную часть по делам правления. Простоватое лицо молодого человека выражало открытость и добродушие характера. Впрочем, несмотря на полноту и сидячий образ жизни, он был моложав и одевался чрезвычайно тщательно и опрятно.

Сернен, хотя и не обладал значительным состоянием, казался приличной партией для Гортанс, и, мы должны признаться, он разделял это мнение, что следовало из его подобострастного вида, украдкой бросаемых взглядов и подавленных вздохов. Лишь благоговение удерживало на его губах тайну сердца. Гортанс заметила эту скромную любовь и не выражала ни малейшего неудовольствия. Напротив, она демонстрировала своему поклоннику дружеское внимание и порой одаривала благосклонными улыбками, но никогда, ни словом, ни делом, не поощрила высказаться. Толстый и робкий воздыхатель не знал, надеяться ему или отбросить все мечты о счастье.