Долгая воскресная помолвка - Жапризо Себастьян

Выходит, мы обе влипли в эту историю. Нам бы лучше объясниться друг с другом. О чем и пишу. Малыш Луи сказал, что у вас парализованы ноги после несчастного случая в детстве. Мне понятно, что вам не просто выбираться из дома, но вы, по крайности, можете ответить на это письмо. Наверняка вам сделать это проще, чем мне. Как вы уже догадались, я не очень образованная женщина. Но я не глупа, и хочу, чтобы мы открыли свои карты.

Иногда я чувствую, что мой Клебер жив. А на самом деле у меня нет никаких, ну ни малейших сомнений, что он погиб в январе 1917 года. Вот только эта женщина сбила меня с панталыку. Я считаю, что она толком ничего не знает, но что-то разнюхала, о чем не хочет говорить. Это доказывает, что один из приговоренных сумел избежать смерти. Насколько я поняла, их было пятеро. В доказательство своей откровенности сообщаю вам одну деталь из ее рассказа, внушившую мне надежду, что Клебер остался жив. Там, куда их отправили помирать, был снег, так я думаю, что у него было больше шансов выжить. В своей жизни Эскимос знавал холодай почище. Это мелочь, но вам не мешает ее знать, ведь цепляешься за что угодно.

Возможно, эта женщина, говорящая с южным акцентом, приходила и к вам. Прошу вас, скажите и, коли знаете больше моего, будьте со мной откровенны. Жду ответа, не мучайте меня. Малыш Луи сказал, что вы приличная особа. Не мучайте меня.

Вероника Пассаван".

Матильда отвечает ей, что не знает, о чем идет речь, что весной или летом она приедет в Париж и тогда они увидятся.

Вслед за тем она пишет славной мадам Паоло Конте в Марсель, торопя ее связаться с "названой крестницей" Тиной Ломбарди, которая ездила искать своего Нино в прифронтовую зону.

Еще она пишет Пьеру-Мари Рувьеру, торопя его узнать, какой части в январе 1917 года соответствовал номер полевой почты 1828.76.50. Но, проверив по письму мадам Конте номер и подумав, решает не отправлять послание.

На дворе подходит к концу очень холодное утро.

Стекла окон в большой зале запотели, мешая видеть море Кошки и котята наблюдают, как Матильда бросает в огонь обрывки письма. Она говорит им: "Надо попридержать язычок. Совет вполне разумный. Не кажется ли вам, что у меня есть основания остерегаться советов?"

Уно наплевать. Дуэ заинтересована. Терца и Беллиссима отправляются спать возле каменного изваяния Святой Девы Марии, привезенной Папой и Мамой из поездки в Толедо в 1899 году, когда, опьяненные красотой ночи, в порыве внезапной нежности они зачали Матильду.

Одни Вор и Мэтр-Жак следуют за ней, когда она на колесах подъезжает к обеденному столу и, к неудовольствию Бенедикты, раскладывает на нем листки для рисования и письма, которые не помогают ей ни рисовать, ни быть счастливой, а лишь заполняют большую шкатулку из красного дерева с золотыми краями всем, что имеет отношение к Угрюмому Бинго. По правде говоря, она сует туда только свои записи да письма в порядке их поступления.

Шкатулку ей подарил Манеш к ее пятнадцатилетию на Новый 1915 год, под краски. Она не красива, не безобразна, имеет в высоту сорок сантиметров, в ширину - пятьдесят. Это тяжелая шкатулка из полированного красного дерева с золотыми краями - точь-в-точь как отделывают кают-компанию на судне. Почему он купил ее, она не знает. Как и Папа-Мама не знают, зачем купили каменное изваяние Марии. Люди ведь бывают такими странными.

Бросив письмо Вероники Пассаван в шкатулку, Матильда осторожно прикрывает крышку, боясь пробудить спящий в ней страх, и говорит Вору и Мэтр-Жаку: "Если вы тотчас слезете со стола, я вам доверю тайну". Кошки не двигаются с места, и тогда она сухо добавляет: "Это очень большая тайна". Те смотрят на нее удивительно бесстрастными, удивительно пристальными, удивительно безразличными - поклясться можно - кошачьими глазами, потом, не торопясь, вместе подходят на своих мягких лапах к одному краю стола и спрыгивают на пол.