Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945 гг. - Карл Хайнц Абсхаген (2006)

Быть может, Канарис поступил не очень мудро, ввязываясь в словесную перепалку с Диттманом, но ведь, кроме данного соображения, существовали и другие немаловажные факторы, которые следует принять во внимание. В конце концов, морской офицерский корпус республики – по крайней мере среднего и высшего уровня – почти сплошь состоял из людей, когда-то служивших в кайзеровских военно-морских силах и испытывавших глубокую неприязнь к лицам, по их мнению ответственным за попытку мятежа в 1917 г. и за восстание в 1918 г. Поэтому Канарис говорил как бы от имени подавляющего большинства представителей своей касты. При этом он вовсе не руководствовался какими то политическими соображениями, или они играли второстепенную роль. Им двигало естественное, присущее всем морским офицерам неприятие самой мысли о бунте на кораблях. Вообще для военных флотов всего мира тема мятежа на корабле очень болезненна. И в демократических государствах случалось, что команда восставала против офицеров. Французский военный флот пережил целый ряд аналогичных неурядиц в 1914–1918 гг., а британскому военно-морскому флоту уже, можно сказать, традиционно приходится время от времени иметь дело с подобными трудностями: достаточно, например, вспомнить мятеж у Инвергердона (Шотландия) в начале 30-х гг. Любой морской офицер, независимо от национальности и политических убеждений, в этом вопросе всегда инстинктивно будет симпатизировать таким, как он сам, как бы он ни относился к флоту, который постигла беда. И для человека, знакомого с морскими обычаями, звучит совсем не убедительно, когда «Демократише цейтунгсдинст», выражая сожаление по поводу продемонстрированной Канарисом в комиссии солидарности с кайзеровскими военно-полевыми судами, обосновывает свою позицию ссылкой на генерала фон Сеекта, который, мол, и в мыслях не держит защищать все то, что Людендорф когда-то сказал или сделал. В военно-морском флоте, однако, инцидент в парламентской комиссии лишь укрепил авторитет и служебное положение Канариса. Его поведение свидетельствует, между прочим, также и о том, что в то время он смотрел на мир глазами влюбленного в свою профессию морского офицера-патриота.