Движущая сила - Фрэнсис Дик

Фил, обязательный, флегматичный, ненаблюдательный, нелюбопытный, надежный, но начисто лишенный воображения, спросил меня:

– Правда, что в твоем доме все переломали?

– Боюсь, что так.

– И “Ягуар”?

– Да.

– Убил бы поганца.

– Попадись он только мне в руки.

Остальные согласно кивали, разделяя мои чувства. Никто, считали они, покусившийся на их собственность, не должен оставаться безнаказанным.

– Полагаю, – сказал я, – что никто из вас не проходил мимо фермы вчера около одиннадцати вечера? Как и следовало ожидать, никто не проходил.

– А ты не видел, кто на тебя напал? – спросил Льюис.

– Даже не слышал ничего. Поспрашивайте вокруг, ладно?

Хоть и с некоторым сомнением, но все охотно пообещали.

Странно, но многие водители чем-то внешне похожи друг на друга, подумал я, разглядывая их. Всем еще нет сорока, все поджарые, с прекрасным зрением, все среднего роста, но ни коротышек, ни верзил выше метра восьмидесяти: такие физические данные больше всего подходили для этой работы. А вот что касается характеров, тут дело совсем другое.

Льюис присоединился к нам два года назад, тогда он носил длинные вьющиеся волосы. Когда другие водители стали звать его “девицей”, он отрастил усики и стал лезть с кулаками на всех языкастых. Потом он обзавелся блондинкой в красных туфлях на шпильках и опять же с помощью кулаков заставил заткнуться всех свистунов. Прошлым летом он подстригся, сбрил усы и вместе с блондинкой произвел на свет сына, над которым оба пускали слюни. “Не могу дождаться, – часто говорил Льюис, – когда смогу играть с сыном в футбол”. Этакая мгновенная трансформация в идеального отца.

– Не чихай на ребенка, – посоветовал я.

– Да ни за что, – заверил Льюис.

Дейв проскрипел через ворота на своем ржавом велосипеде – щекастый, веселый и, как всегда, беззаботный. Его ухмылка и веснушки создавали впечатление вечной молодости, своего рода синдром Питера Пэна. Для жены Дейва он был третьим ребенком, наряду с двумя дочерьми. Она спокойно мирилась с его шатаниями по кабакам и проигрышами на собачьих бегах.

Явился и Азиз, как всегда, сверкая темными глазами и белозубой улыбкой. Харв распределил работу и, сверяясь со списком, уточнил маршрут каждого водителя, каких лошадей грузить и когда отправляться.

Когда я уходил, они наперебой рассказывали Дейву и Азизу о моих ночных приключениях. В повествование уже вкрались некоторые ошибки, но я не стал их исправлять.

– Причал в Портсмуте, – сказал Фил, все перепутав, а Дейв согласно кивал. В Саутгемптон мы лошадей никогда не возили, зато время от времени переправлялись на пароме из Портсмута в Гавр, так что все водители знали Портсмутский причал, хотя я предпочитал отправлять фургоны из Дувра в Кале, где переправа была короче. При длинной переправе многие лошади мучились морской болезнью, а так как их не рвало, то им приходилось еще тяжелее, чем людям. Однажды лошадь умерла в одном из моих фургонов от морской болезни, и с тех пор я стал особенно осторожным.

– Причал в Портсмуте... – И все водители кивали. Портсмут, расположенный немного дальше Саутгемптона, звучал более знакомо. – Бульдозером смял “Ягуар”... Перебил все окна в доме...

В пивнушке, как сказал бы Джоггер, меня бы уже сбросили с парома Портсмут – Гавр, а мою машину вогнали бы прямо в окно гостиной.

Появились Роза и Изабель и снова стали жаловаться на неисправный компьютер. Я вспомнил о еще более неисправном терминале в моей гостиной и с трудом припомнил, что сегодня как раз тот день, когда должен прийти мастер. Изабель и Роза с видом великомучениц расчехлили механические пишущие машинки.