Голливудские триллеры. Детективная трилогия - Рэй Брэдбери (2002)

– Я рассказал вам все, что знаю.

– Не все, святой отец, а только часть…

Я подошел к окну пасторского дома и посмотрел на мощеный двор и ведущую к нему дорогу.

– Если я когда-нибудь вернусь, вы расскажете мне ту же историю?

– Я вообще не должен был вам ничего рассказывать! Я нарушил тайну исповеди!

– Нет, ничего из того, что вы рассказали, не было конфиденциальным. Это просто события. А вы были очевидцем. А теперь наконец вы облегчили душу, исповедавшись мне.

– Уходите!

Священник вздохнул, налил себе еще виски и выпил. Но румянец на его щеки не вернулся. Он лишь еще более обмяк.

– Я очень устал.

Я открыл дверь дома и посмотрел на церковь. В глубине ее виднелся алтарь, сверкавший драгоценными камнями, серебром и золотом.

– Откуда у такой маленькой церкви такое богатое убранство? – спросил я. – Да за один баптистерий можно было бы нанять кардинала и избрать папу.

– Когда-нибудь, – произнес отец Келли, неподвижно глядя в пустой стакан, – я с радостью предам вас адскому пламени.

Стакан выпал из его руки. Но он даже не пошевельнулся, чтобы собрать осколки.

– Прощайте, – сказал я.

И вышел на улицу.

Два свободных участка и еще третий, к северу, позади от церкви, были сплошь покрыты сорной порослью, длинной травой, диким клевером и запоздалыми подсолнухами, кивающими на теплом ветру. Сразу за этими лугами стояло двухэтажное белое здание, на котором виднелась незажженная неоновая вывеска: «САНАТОРИЙ «ХОЛЛИХОК-ХАУС»».

Я увидел две призрачные фигуры, двигающиеся по тропинке среди травы. Одна женщина вела другую, они удалялись.

«Актриса, – сказал отец Келли. – Я забыл ее имя».

Травы с сухим шелестом ложились на тропинку.

Одна из женщин-призраков возвращалась той же дорогой в одиночестве, она плакала.

«Констанция?..» – беззвучно позвал я.

62

Я сделал круг по бульвару Гауэра, чтобы заглянуть в ворота киностудии.

«Гитлер в своем подземном бункере в последние дни Третьего рейха, – думалось мне. – Пылающий Рим и Нерон в поисках новых факелов.

Марк Аврелий в ванне вскрывает себе вены и наблюдает, как из них вытекает жизнь».

И все лишь потому, что кто-то откуда-то выкрикивал приказы, нанимал маляров с невероятным количеством краски, людей с огромными пылесосами, всасывающими подозрительную пыль.

На всей киностудии были открыты только одни ворота. Возле них три охранника впускали и выпускали маляров и уборщиков, вглядываясь в их лица.

В этот момент с внутренней стороны студии к воротам с ревом подкатил на своем ярко-красном «Бритиш-Моргане» Станислав Грок и, нажимая на газ, прокричал:

– Прочь с дороги!

– Нет, сэр, – спокойно сказал охранник. – Приказ начальства. Никто не может покинуть студию в ближайшие два часа.

– Но я гражданин города Лос-Анджелеса, а не этого проклятого герцогства!

– Значит ли это, – спросил я через решетку, – что если я войду внутрь, то не смогу выйти?

Охранник приложил руку к козырьку и назвал мое имя.

– Вы можете входить и выходить. Приказ.

– Странно, – сказал я. – Почему именно я?

– Проклятье! – Грок собрался было вылезти из своей машины.

Я прошел через небольшую калитку в решетчатых воротах и открыл дверцу «Моргана» Грока.

– Вы не могли бы подбросить меня до монтажной Мэгги? К тому времени, когда вы вернетесь, глядишь, вас и выпустят.

– Нет. Мы в ловушке, – возразил Грок. – Этот корабль уже неделю идет ко дну, и ни одной спасательной шлюпки. И ты тоже беги, пока не утонул!

– Ладно, ладно, – спокойно сказал охранник. – Не психуйте.

– Ты только послушай его! – Лицо Грока побледнело как мел. – Тоже мне великий охранник-психиатр! Ладно, ты, залезай. Прокатись напоследок!