Голливудские триллеры. Детективная трилогия - Рэй Брэдбери (2002)

– Режиссировал? Разумеется, кто-то был режиссером. Люди бегали, налетали друг на друга, кричали. Настоящее «Преступление и наказание» или «Война и мир». Кто-то должен был крикнуть: «Не сюда, туда!» Тогда, посреди ночи, среди всех этих криков и крови, слава богу, он спас эпизод, актеров, студию, причем без пленки и кинокамеры. Величайший немецкий режиссер из ныне живущих.

– Фриц Вонг?! – воскликнул я.

– Фриц, – подтвердила Констанция, – Вонг.

65

Из орлиного гнезда Фрица, что на полпути от отеля «Беверли-Хиллз» к Малхолланд-драйв, открывался вид на десяток миллионов огней простиравшегося внизу Лос-Анджелеса. Стоя на длинной, изящной мраморной террасе перед его виллой, вы могли наблюдать, как самолеты заходят на посадку в пятнадцати милях оттуда, как горят яркие фонари, как медленно летят метеоры, ежеминутно появляющиеся на небе.

Фриц Вонг пинком распахнул дверь дома и прищурился, притворяясь, будто не замечает меня.

Я достал из кармана его монокль и протянул ему. Фриц взял его и вставил в глаз.

– Нахальный сукин сын. – Монокль блеснул в его правом глазу, как лезвие гильотины. – Так это ты! Восходящая звезда пришла шпионить за догорающей. Король, всходящий на престол, стучится к потерявшему могущество принцу. Писатель, наказывающий львам, что говорить Даниилу[255], приходит к дрессировщику, указывающему им, что делать. Зачем ты приехал? Фильму капут!

– Вот несколько страниц. – Я зашел в дом. – Мэгги? С тобой все в порядке?

Мэгги кивнула мне из дальнего угла гостиной, она была бледна, но, насколько я мог видеть, уже оправилась.

– Не обращай внимания на Фрица, – сказала она. – Он полон вздорных мыслей и ливерной колбасы.

– Сядь рядом с этой потрошительницей и замолчи, – сказал Фриц, прожигая моноклем дыры в моих листках.

– Слушаюсь… – я посмотрел на портрет Гитлера на стене и щелкнул каблуками, – сэр!

Фриц бросил на меня сердитый взгляд.

– Дурак! Этот портрет маньяка-мазилы висит здесь как напоминание, что я сбежал от больших ублюдков и попал сюда к мелким. Господи, фасад студии «Максимус филмз» – точная копия Бранденбургских ворот! Да опусти куда-нибудь свой Sitzfleisch![256]

Я опустил свой Sitzfleisch и открыл рот от удивления.

Ибо за спиной у Мэгги Ботуин оказался самый невероятный иконостас, какой я когда-либо видел в жизни. Он был ярче, больше и прекраснее, чем алтарь из серебра и золота в церкви Святого Себастьяна.

– Фриц! – воскликнул я.

Ибо весь этот алтарь был заполнен мятными ликерами, бренди, виски, коньяками, портвейнами, бургундским и бордо, которые лежали на полках слоями хрусталя и выпуклого сверкающего стекла. Все это переливалось, как подводная пещера, откуда косяками могли бы выплывать искрящиеся бутыли. Над нею и вокруг нее было развешано бессчетное множество резных скульптур из шведского хрусталя, стеклянные фигурки Лалика[257], уотерфордские штуки. Это был парадный трон, ложе, где появился на свет Людовик XIV, гробница Эхнатона, коронационная зала Наполеона. Это была витрина магазина игрушек в ночь Рождественского сочельника. Это было…

– Как ты знаешь, – сказал я, – я пью редко…

У Фрица выпал монокль. Он поймал его и вставил на место.

– Что будешь пить? – рявкнул он.

Мне удалось избежать его презрительности, вспомнив вино, о котором он сам как-то упоминал при мне.

– «Кортон», – сказал я, – тридцать восьмого года.

– Ты действительно думаешь, что я открою свое лучшее вино для такого, как ты?

Я с трудом сглотнул слюну и кивнул.

Выждав момент, он подскочил ко мне и взметнул вверх свой кулак, словно собираясь одним ударом свалить меня на пол. Затем кулак опустился, с неким изяществом, рука Фрица открыла дверцу стеклянного шкафа и достала оттуда бутылку.

«Кортон», 1938 год.

Он стал закручивать штопор, скрипя зубами и поглядывая на меня.