Голливудские триллеры. Детективная трилогия - Рэй Брэдбери (2002)

Священник! При этом слове в голове у меня прогремел вечевой колокол.

– Ну, ладно, хватит… – капризно сказала Джин Харлоу. – А то мы с вами забрели уже в какие-то дебри… Чао-какао! – Брэдфорд скрылся в окне.

– Квикли… – как в бреду, пробормотал я. – Надо звонить Крамли…

– Ты с кем говоришь? – спросил Генри. – Я только уловил, что речь идет про какие-то фигли-мигли.

– Да нет, про Альберто Квикли. Он же – кролик, вылезающий из шляпы, он же – призрак отца Гамлета.

– Ага… – сказал Генри.

Глава 35

Мы высадили Генри на Сентрал-авеню, где жили какие-то его родственники с приятным говором. После чего Крамли сразу отвез меня к дому Альберто Квикли, про которого мы знали, что ему девяносто девять и что он был первым «учителем» Раттиган.

– Я был первым, кто дактилоскопировал Констанцию по системе Бертильона[377], – сказал он, – от макушки до кончиков пальцев…

После этого Квикли немедленно перешел к себе любимому.

Прославился он в водевилях, где обычно выступал под именем «мистер Метафора» и играл сразу по несколько ролей… В «Оливере Твисте» он так изображал в одиночку всю шайку Фейджина, что зрители в зале молили о пощаде… В «Лавке древностей» – играл вообще все роли до одной… Вне всякого сомнения, он был самым зловещим из всех призраков Марли и бледнее, чем сам По… Критики в один голос кричали, что Темза выходит из берегов от слез, которые проливаются, когда под звуки реквиема Квикли в образе Тоски[378] бросается с башни в вечность…

О себе мистер Метафорический Квикли говорил долго и убедительно, не скупился на метафоры и, кажется, получал истинное удовольствие от своего рассказа. Но когда в качестве угощения он предложил мне Лючию, которая должна была сойти с ума[379] – прямо здесь, в маленькой гостиной, переоборудованной в мини-театр, – я подумал, что это уже слишком. И категорически отказался – как от любезно предложенных мне бумажных платочков Kleenex, так и от самой Лючии.

– Стоп! Баста! – выкрикнул я, скрестив руки перед грудью. – Давайте вернемся к Констанции.

– Ну, с ней лично я знаком мало, – сказал он. – Зато хорошо помню ее в качестве Кэти Келли… Двадцать шестой год, первое творение Пигмалиона!

– Пигмалиона? – прошептал я, мгновенно сложив в уме фрагменты головоломки.

– А Молли Каллахан, двадцать седьмой год, помните?

– Смутно.

– А Полли Риордан, двадцать шестой?

– Что-то припоминаю.

– Кэти была Алисой в Стране чудес, Молли – Молли в «Безумной Молли О’Дэй», а Полли, соответственно, – «Полли из цирка», в том же году. Так вот, и Кэти, и Молли, и Полли на самом деле все – Констанция. Представьте себе волшебный котел: ныряет в него никому не известное имя, а выныривает уже знаменитость. Это я подучил ее: кричи громче: «Я – Полли!» Чтобы продюсеры закричали в ответ: «Да! Да, детка, ты – Полли!» И все получилось: первый фильм с ней сняли за шесть дней. Потом я переделал ее – и натравил на самого льва Лео[380], чтобы вцепилась ему в глотку. «Я – Милашка Кэти Келли…» – «Да! Да!» – завопил весь львиный прайд. Второй ее фильм сварганили дня за четыре. Потом Келли исчезла, Молли взобралась на радиобашню RKO[381], и – понеслось. Молли, Полли, Долли, Салли, Герти, Конни плодились как кролики и вместе с Констанцией резвились на студийных лужайках!

– И никто за все годы так и не догадался, что Констанция играла не одну роль, а несколько?

– Это я, Альберто Квикли, добыл для нее славу, богатство и почет! Превратил ее в жар-птицу, несущую золотые яйца! Никто так и не узнал, что некоторые имена на Голливудском бульваре придуманы Констанцией. А сколько туфель она впечатала в бетон у Граумана своей кукольной ножкой – и все разного размера, от тридцать шестого до тридцать девятого.

– И где теперь эти Молли, Полли, Салли, Герти, Конни?