Танцы с медведями - Майкл Суэнвик (2011)

Ободренный, Аркадий добавил:

– «Мой голос для тебя и ласковый и томный тревожит позднее молчанье ночи темной. Близ ложа моего печальная свеча горит, мои стихи, сливаясь и журча, текут, ручьи любви, текут, полны тобою. Во тьме твои глаза блистают предо мною, мне улыбаются, и звуки слышу я: Мой друг, мой нежный друг… люблю… твоя… твоя!..»[7]

Послышалось хихиканье, и Аркадий внезапно осознал, что еще пять Жемчужин подкрались к окну за спиной у его любимой. Они молча стояли и слушали его несвязную речь, пока все его внимание было сосредоточено на ней и только на ней. Аркадий вспыхнул от смущения, а они громко расхохотались.

Зоесофья, погруженная в книгу, резко захлопнула ее и широким шагом направилась к окну, разогнав всех Жемчужин перед собой, кроме одной.

– Вы подурачились на славу, Аркадий Иванович, я не ошиблась, вас ведь так зовут?.. Но теперь моим девочкам пора спать. Этери, отойди от окна.

Этери умоляюще обернулась.

– Пожалуйста, Зоесофья. Молодой человек так хорошо говорил. Я бы хотела оказать ему маленькую услугу в ответ.

– Ты не можешь даже пальцем для этого шевельнуть.

Этери покорно кивнула, прогнулась, завела ногу за спину и изящным движением пальцев стопы вынула розу из-за уха. Цветок медленно опустился рядом с ней. Девушка выпрямилась. Затем, разогнув колено, Этери перебросила розу на тыльную сторону ладони. Не используя пальцы, она поднесла ее Аркадию.

Тот рефлекторно выхватил цветок.

Когда он снова поднял глаза, Зоесофья захлопнула ставни наглухо.

Аркадий лез на дерево влюбленным. Спускался он, терзаемый страстью.

А наверху Зоесофья хлопнула в ладоши, собирая вокруг себя Жемчужин.

– Страница пятьдесят пятая в ваших тетрадях, – сказала она, и в ответ раздались стоны, сопровождаемые шорохом переворачиваемых листов.

Аркадий ощутил укол жалости к девственницам. Строгая наставница вынуждала их проводить столько времени в музыкальных, швейных и физических упражнениях! Но это рассуждение исчезло почти мгновенно, когда мысли его устремились от их скучных и бесстрастных жизней обратно к Этери. Этери! Как бы сурова и грозна ни была Зоесофья, Аркадий будет вечно благодарен ей за имя любимой. «О, Этери, я готов умереть за тебя, – думал Аркадий. – Если ты прикажешь, я готов вонзить нож себе в сердце прямо здесь и сейчас. Лишь бы доказать искренность моих чувств!»

Хотя, следовало признать, он надеялся доказать свою любовь как-нибудь иначе.

Удаляясь в гостеприимную тьму, Аркадий различил за спиной затухающий голос Зоесофьи.

– Упражнение называется «позиция верблюда и обезьяны». Оно особенно трудно, поскольку включает в себя…

Почти случайно он снова оказался у крыльца дома. Только пятно недокуренного табака на крыльце показывало, что неандерталец-часовой побывал здесь. Открытое окно служило рамкой для живой картины: темные силуэты склонились над постелью больного в переделанной кладовой. Аркадий прислонился к подоконнику, голова его кружилась от эмоций. Поначалу он не хотел подслушивать, но его взгляд привлек тусклый оранжевый свет, а ночь была тихая. Поэтому поневоле он видел и слышал все.

– Готово! – Кощей выпрямился над послом. – Я пригнал ему достаточно крови обратно в мозг, чтобы принц очнулся. Мои лекарства дадут ему силу говорить. Самое главное, я непрестанно молил Господа простить нас за нечестивое продление жизни неверного. Видите… уже сейчас он силится проснуться. Еще минута, и вы сможете поговорить со своим хозяином.

– Вы чудотворец, – восхитился Довесок.

Кощей молитвенно сложил руки.

– Все чудеса исходят от Бога. Воспользуйтесь этим мудро. – Он отступил к стене, где наполовину слился с тенями, и замолчал.

Принц Ахмед открыл глаза. Только крепкий и деятельный человек мог пережить долгий путь через Малую Азию, но теперь он таким не выглядел. Лицо его осунулось, а кожа вокруг глаз сделалась молочно-белой.