Плата за обман - Владимирская Анна, Владимирский Петр (2010)

Но сейчас его больше волновало другое, и о проводнице он тут же забыл. Едва они сели в машину, которую прислали за ними из ладыгинского гаража, Старостин не выдержал:

— Признавайтесь! Вы знали, что с самолетом что-то не в порядке?

— Ну как такое можно знать! Что я вам, техник?

— Не надо шутить! Вы заранее что-то знали и поэтому не полетели. Да?

— А что случилось? — спросила Вера.

— Это нечестно! — Он нахмурился. — Вы должны были меня предупредить!

— Да о чем предупредить? — Лученко, наоборот, веселилась. — О своих предчувствиях? Ну хорошо, слушайте.

Свое нежелание лететь на самолете Ладыгина она объяснила следующим образом. У нее бывают такие состояния, которые она сама не может понять. Просто откуда-то знает, что идти в ту сторону нельзя. Садиться на этот самый самолет не хочется. Пробегает по спине холодок, начинается учащенное сердцебиение, становятся мокрыми ладошки. Когда куда-то не хочется идти — лучше не ходить. Любопытство тут неуместно. Однажды вот так она не пошла к киевскому главпочтамту, а потом арка здания обрушилась и погибло несколько человек. Много раз опасность оказывалась не столь серьезной, а просто где-то собирались митинги противоборствующих партий, происходили столкновения с милицией. Вера чувствовала дискомфорт за несколько кварталов, ничего о столкновениях заранее не зная.

Это ее предзнание, сказала Лученко, — скорее всего, сильно развитая интуиция. А поскольку интуиция никогда ее не подводила, то Вера Алексеевна слушает свою «подсказчицу из подсознания» беспрекословно. Доверяет своим ощущениям, даже мимолетным. И никогда не идет туда, куда не хочется.

— Предупреждать же о таком я отвыкла давно, — сказала она серьезно. — Никто не верит, зато все пугаются. В юности я еще была наивна и охвачена желанием всех спасать, применять с пользой для людей свои предчувствия. И однажды в аэропорту, где провожала подругу, устроила истерику, просила задержать вылет. Меня не слушали, поднимали на смех, причем даже сама подруга. Я настаивала, что самолет погибнет. Меня задержали, обвинили в провокации, в намеренном создании паники, продержали несколько часов… Потом выгнали из аэропорта… А самолет сбила ракета, случайно выпущенная во время учений. Все знают об этом случае, хотя он замалчивался. И что, вы думаете, мне сказали спасибо за предупреждение? Наоборот: нашли и угрожали судом. Доходило до абсурда — дескать, это я нацелила ракету!

Она помолчала.

— Так что нельзя спасти тех, кто не желает быть спасенным… Впрочем, если бы почуяла серьезную опасность, вас бы обязательно предупредила.

— Спасибо, — буркнул Старостин, хотя слушал с огромным интересом.

— Черных птиц в краю глаза не видела, только немного виски заломило. Значит, опасность была несерьезной. А что случилось?

— Неисправность двигателя… Вынужденная посадка в Брянске. Пришлось пилить автомобилем до Москвы еще триста километров. А что за черные птицы? — спросил он в свою очередь.

— Так… Ничего. Неважно.

Вера с интересом смотрела в окно, разглядывала город. Какое тут все огромное по сравнению с Киевом! К Москве она относилась с почтением. А вот Питер любила всей душой. Про себя удивлялась: почему люди стремятся именно в Москву, а не в милый ее сердцу Санкт-Петербург? И хотя понимала, что именно здесь есть работа для миллионов, все равно — если бы выбирала, где жить в России, выбрала бы северную столицу.

Старостин взял на себя роль гида. Рассказывал, мимо чего они проезжали. Лученко слушала его вполуха, разглядывая дома и людей.

— А это Дворец пионеров, сюда Мира ходила в художественную студию, когда маленькая была. Сейчас он, правда, называется Дом творчества детей и…

— Остановите здесь. Пожалуйста, — вдруг попросила Вера.

— Зачем? Мы ведь едем смотреть квартиру Миры?

— Мне нужно зайти в изостудию.